"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

К станции Боровицы мы подъехали ранним утром. Не знаю, с какой скоростью ходят поезда в мирное время, но сейчас… Пока подъезжали, обратил внимание на перрон вокзала. По нему целеустремленно шагали четыре красноармейца, вооруженные СВТ, под началом высокого худощавого политрука. Когда тот увидел, что наш вагон проезжает дальше, он что-то сказал бойцам, и они трусцой побежали за вагоном, на ходу снимая винтовки с плеч. Переглянувшись с Сергеем, понял, что у нас одна и та же мысль — за нами! Недолго думая, мы заскочили в купе, закрыли за собой дверь и изобразили из себя спецназовцев. Короче говоря, вылезли в окно, не дожидаясь остановки. В очередной раз я порадовался, что мне опять двадцать три, а не сорок. Быстро оглядевшись, мы перебежали через несколько путей и, пройдя за вагонами, вышли со станции. Устроившись на скамейке в каком-то скверике, начали думать, как жить дальше. Я окончательно понял, что охота объявлена. Но был очень большой плюс — система НКВД! Для этих ребят приказ Сергиенко значил больше, чем любые истерики Хрущева или дружных с ним генералов. Поэтому мы решили добраться до ближайшего отделения НКВД, а дальше будет проще. Остановив чью-то легковушку, мы, козырнув нашими удостоверениями, «попросили» водителя отвезти нас в городской отдел НКВД. Добрались мы быстро, минут за пятнадцать. Предъявив дежурному свои удостоверения, поднялись на второй этаж, к начальнику. Начальником оказался плотненький невысокий старший лейтенант Смирнов. Введя его, насколько было можно, в курс дела, Сергей засел за телефонный аппарат. Наконец-то дозвонившись до Сергиенко, он коротко обрисовал создавшуюся ситуацию и попросил дальнейших инструкций. Долго внимательно слушал, потом передал трубку старшему лейтенанту. Тот еще более внимательно выслушал распоряжения, попрощался и, положив трубку, повернулся к нам:

— Так, товарищи. Ситуёвина следующая. Вы до следующего утра не покидаете здание отдела. Я выделю вам кабинет поблизости. Кроватей нет, но матрасы с одеялами отыщем. Насчет покушать тоже не беспокойтесь. Завтра, в десять утра, в город прибывает батальон НКВД, идущий в Киев. Вот с этим батальоном вы и отправитесь. — Он развел руками: — Вот такая ситуёвина, товарищи.

В выделенном кабинете мы сдвинули столы к окну, вдоль стен бросили принесенные нам матрацы, застелили одеялами и, в ожидании обещанной еды, завалились на них. Подумать было о чем. Получается, что вернуться в составе части НКВД в Киев мне было безопасней, чем пытаться добраться до Москвы. Чего-чего, а такого я не ожидал. Хотя определенная логика присутствует. Ведь с точки зрения здравого смысла и безопасности мне следовало как можно скорее добраться до Москвы, где я был бы в относительной безопасности. Бум надеяться, что так и Хрущев со товарищи подумает. Да и может быть еще что-то, о чем я не знаю. За этими размышлениями и не заметил, как уснул. Разбудил меня Сергей уже в два часа дня, пообедать. Нет, я положительно влюбляюсь в поваров 1941 года. Как они делают самые обычные блюда такими вкусными? Это просто загадка какая-то! Отдав должное обеду, немного поболтали с Сергеем, потом решили почистить оружие. Пока то да се, наступил вечер, и мы завалились спать. Проснувшись, с удивлением заметил, что у меня начался мандраж. Подрагивали руки, ни минуты не мог просидеть спокойно. Кое-как заставил себя успокоиться. Позавтракав, стали ждать в кабинете старшего лейтенанта. Примерно в одиннадцать в кабинет зашел капитан НКВД в запыленной форме. Хозяин кабинета взялся за телефон и через минуту передал трубку пришедшему капитану. Из всего разговора мы слышали только слова капитана:

— Командир батальона особого назначения НКВД капитан Серегин. Да, товарищ нарком. Нет, товарищ нарком. Хорошо, товарищ нарком. Ясно, товарищ нарком. Спасибо, товарищ нарком. До свидания, Василий Тимофеевич.

Повернувшись к нам, капитан, весело глянув, сказал:

— Ну, давайте знакомиться? Серегин Степан Андреич, а вы, сироты?

— Это почему сироты? — возмутился мой товарищ. — Никакие мы не сироты!

— Потому что Василий Тимофеевич сказал: «Возьми двух сироток в местном отделе и привези ко мне, да чтобы не обидел их никто по дороге». Теперь понятно?

— Понятно, товарищ капитан, — вздохнул Серега. — И понятно теперь, как меня мужики звать будут.

Тут уж мы дружно заржали, до того уморительная рожа стала у Сергея, причем ржал он громче всех.

— Ладно, хорош ржать. — Капитан стал серьезным. — Насколько я понял, ситуация не ахти. Поэтому слушайте сюда. Батальон следует в Киев автотранспортом, всего 20 машин. Будете в кузове моей, я иду третьим в колонне. Ваша задача — не трепаться и выполнять все мои распоряжения. Если все понятно, то пошли.

Попрощавшись с гостеприимным Смирновым, мы потопали за комбатом. Выйдя на улицу, увидели стоявшую перед крыльцом «полуторку», возле которой дружно дымила группа бойцов. Посмотрев на них, я понял, что это действительно «ОСНАЗ». Такие милые, интеллигентные лица я видел только в передачах, посвященных спецназу. Ничего не меняется со временем! Такая уверенность в своих силах перла от этих парней, что я посочувствовал их будущим противникам. Лучше самому застрелиться, чем с такими в ближний бой пойти! Да и вооружены. Все, кроме одного со снайперской СВТ, вооружены автоматами, помимо этого, у всех кобуры с наганами плюс гранаты и ножи. Бесила мысль, что оружия такого у нас мало. Подготовленных настолько бойцов и того меньше. Наскоро познакомившись с ребятами, мы запрыгнули в кузов «полуторки», и в путь.

Удовольствие от езды прошло быстро. Нет, так-то оно вроде как и ничего… Только вот ПЫЛЬ! Поневоле вспомнились ковбои, которые шейными платками себе морды завязывали. Ну не было у нас платков! Поэтому пришлось кушать пыль. Именно кушать, потому что она так быстро набивалась в рот, что хоть заотплевывайся, все равно наглотаешься! А мужики еще и ржали! Говорили, что ее количество можно вычислить по земляным пирамидкам с вкраплением остатков пищи, оставленным по кустам в местах привалов. Причем рассуждали они на эту тему настолько серьезно, что мы с Серегой засомневались. А вдруг не шутят? На первом же привале поняли — шутили, гады!

Следующим вечером мы уже подъезжали к Киеву. К счастью, по дороге не было никаких приключений и происшествий. Наша и еще одна машина на въезде в город вышли из колонны, и уже через полчаса мы подъехали к управлению НКВД. Попрощавшись с мужиками, с которыми просто не хотелось расставаться, мы с Сергеем в сопровождении комбата направились к дверям. Я, повернувшись, хотел махнуть ребятам на прощание, как вдруг сильный удар в живот бросил меня на асфальт. Пытаясь перевернуться, я приподнял голову, новый удар, и уже знакомая восхитительная легкость начала завладевать моим телом. Меня куда-то понесли мягкие теплые волны, все быстрее, быстрее. Покачивания превратились в резкие рывки. Пересиливая слабость, я открыл глаза. Надо мной мелькал белый потолок, рядом что-то говорили о каком-то профессоре. Потом все поле зрения заняло Серегино злое лицо, которое, увидев мой взгляд, заорало:

— Я тебе сдохну, скотина! Ты… — И изображение погасло.

— Бу-бу-бу. Бу-бу-бу-бу…

Да что такое? Поспать не дадут! Попытался высказать все, что думаю об этих разговорчивых типах, и задохнулся от боли. Бли-и-и-н. Как же больно! Что произошло-то? Открыв глаза, увидел над собой хорошенькую медсестру, с озабоченным видом трогающую мне лоб. Увидев мой взгляд, она вздрогнула и, повернувшись в сторону, громко закричала: