"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

— Арестованный, ты не поня?л, где находисси? Так я тебе объясню. — С этими словами он попытался ударить меня в живот правой рукой.

Уйдя от удара вправо, я машинально пнул его в левое колено и, когда он начал заваливаться, открывая рот, добавил со всей имеющейся дури левым локтем ему по шее. Он как-то странно всхлипнул, упал на пол и затих. А я… я офонарел от непонятности происходящего. Это что, я теперь арестованный? Оказал сопротивление надсмотрщику, или как его назвать правильно? Не убил хоть? Испугавшись последней мысли, проверил пульс у «пострадавшего на боевом посту». Ф-фу-у-ух! Живой! Хоть и не совсем здоровый теперь. Что теперь делать-то мне? Попытаться бежать? Более идиотской мысли в голову и прийти не могло.

Примерно через час дверь опять открылась, и на пороге встал Транеев. То, что он ожидал чего-то подобного, было видно невооруженным глазом. Мельком глянув в угол камеры, где лежал связанный своей собственной формой «любитель подраться», он с интересом посмотрел на меня. Я же спокойно сидел на своем лежаке и деловито перезаряжал «трофейный» наган.

— Товарищ капитан, не стойте столбом. Вы же не могли всерьез подумать, что я бессловесно дам себя «воспитывать»? Да и о статусе арестованного могли бы сообщить пораньше. — С этими словами я протянул наган Транееву рукоятью вперед.

Тот спокойно взял оружие, еще раз глянул на «пленного» и, выходя в коридор, сказал:

— Пойдемте, Стасов, вас ждет интересная работа.

Так подло врать умеют только сотрудники спецслужб! Меня перевезли в какой-то загородный дом, и через пять минут после приезда я оказался в лаборатории «чокнутого профессора». С этой минуты для меня начался настоящий кошмар. Да лучше под обстрелом и бомбежками, чем это! Столько анализов я никогда не сдавал и, надеюсь, сдавать больше не буду! Не было ни одной части тела, которую внимательнейшим образом не осмотрели бы «садисты» в белых халатах. Когда часа через три меня привели в мое новое жилище, я просто рухнул на кровать и уснул. Самое «приятное» началось с утра. Допросы, расспросы, опросы, беседы. Перерывы делались только на покушать, сходить в туалет и поспать. На десятый день этих «развлечений», проснувшись, я понял — все, с меня хватит! Либо я кого-то убью, либо меня! Так я и заявил пришедшему Транееву. Тот понимающе хмыкнул и заявил:

— Не нужно никого убивать! Все закончилось! Давай одевайся, и пошли завтракать, один человек решил с тобой пообщаться.

Издав нечто среднее между криком команча и мартовского кота, я кинулся в ванную комнату. Быстро приведя себя в порядок, оделся и с капитаном направился в столовую на первом этаже трехэтажного дома, где все и происходило. Настроение поднялось на заоблачную высоту: не будет врачей с добрыми улыбками патологоанатомов, улыбчивых следователей, медсестер со шприцами для забора крови и баночками под анализы. Это в прошлом, ура!

С удовольствием позавтракав яичницей с помидорами и луком, поджаренной на сале, и запив это хорошей кружкой крепкого сладкого чая, я вышел во двор с капитаном покурить. Еще во время завтрака, заметив, что он все время поглядывает на часы, я подумал, что он куда-то опаздывает. Ошибался. Едва докурив папиросу до половины, он, в очередной раз глянув на часы, скомандовал:

— Все! Перекур окончен! Нас ждут, — и направился в глубь двора, к небольшому домику, в котором я еще не был. Предъявив удостоверение часовому у входа в дом, капитан провел меня внутрь. Пройдя через небольшой коридор и уютную прихожую, мы подошли к массивной дубовой двери, перед которой стоял еще один сотрудник НКВД. Увидев нас, он, приоткрыв дверь, что-то спросил, затем показал жестом, что я могу зайти. Транеев остался снаружи. Пройдя в дверь, я оказался в небольшом кабинете, очень скромно обставленном. Там стоял обтянутый зеленым сукном письменный стол, на котором лежало несколько папок и стоял телефонный аппарат да настольная лампа с голубым абажуром, книжный шкаф у стены напротив окна и два кресла, в одном из которых за столом сидел Лаврентий Павлович Берия.

Не сказал бы, что был очень удивлен, увидев его здесь. Чего-то такого я ожидал, но не так быстро. Вспомнив, что я сотрудник его ведомства, вытянулся и поздоровался:

— Здравия желаю, товарищ народный комиссар!

Кивнув, Лаврентий Павлович предложил мне присесть и, дождавшись, пока я устроюсь в кресле, продолжил:

— Знаете, товарищ Стасов, я долго думал, что с вами делать? Больше всего мне нравилась мысль просто уничтожить вас. Это бы решило множество проблем. — Взглянув на мое побледневшее лицо, он снял свое знаменитое пенсне и, потирая переносицу, продолжил: — Не переживайте. Я же сказал, что та мысль осталась в прошлом. Теперь возникло другое затруднение. Скажите, а вы сами задумывались о своем будущем?

— Знаете, товарищ нар…

Тут он меня перебил:

— Называйте меня товарищ Берия. По должности, когда мы не на службе и наедине, не стоит!

— Знаете, товарищ Берия. В моем… Вернее, во времени, из которого я прибыл, над словами «куда Родина пошлет» смеялись. Оказавшись здесь, я понял настоящий смысл этих слов. Так вот, я готов быть там, где смогу принести больше пользы своей Родине, — закончив, я не увидел на лице Берия никаких эмоций, кроме одной — удовлетворения.

— Ну что же, товарищ Стасов, рад слышать, что вы патриот НАШЕЙ страны. Идите, отдыхайте, пока у вас есть такая возможность.

Ну почему они так любят обманывать?! «Отдыхайте, пока у вас есть такая возможность». Счаз, заотдыхался, мля! Нет, кое-что, конечно, изменилось: перестали брать анализы, беседы стали проводиться только до обеда. Но даже такие сокращенные допросы выматывали жутко. А вопросы, которые мне задавали? Смысл некоторых я, сколько ни пытался, так и не понял. Зачем им знать, какие, по моему мнению, самые популярные клички у собак в «моем» времени? И подобных вопросов было множество. Что они пытались узнать с их помощью?

Но все проходит, закончились и мои мучения. Через неделю после встречи с Лаврентием Павловичем, спустившись вниз, я встретил только Транеева. Поздоровавшись, мы вышли на улицу. Закурив, Транеев сказал:

— Все, твои мучения закончились, начинается служба. Сейчас позавтракаем и выезжаем.

Часа через три мы зашли в знакомое здание на площади Дзержинского. Для разнообразия в этот раз направились не в подвал, а на второй этаж. Пройдя по коридору, Транеев открыл дверь, ничем не отличающуюся от других, и предложил заходить. Войдя, я увидел довольно большой кабинет, плотно заставленный столами и стульями. Всего столов было шесть, за четырьмя из которых сидели молодые люди, с любопытством принявшиеся меня рассматривать.

— Знакомьтесь, товарищи. Это лейтенант Андрей Стасов, с сегодняшнего дня сотрудник, включенный в нашу группу, — начал Транеев. — Андрей, обрати внимание, в левом углу сидит Спиридонов Владимир, старший лейтенант. Математик, физик и немного музыкант. — От углового окна мне дружелюбно улыбался классический «ботаник», только в форме НКВД.