Последние из Валуа - Анри де Кок

Тофана перечитала это последнее письмо еще раз, и второе его прочтение лишь добавило бледности к той, что появилась на ее лице после первого.

Листок выскользнул у нее из рук, подавленная, она упала на стул и глухим голосом пробормотала:

– Я была права: я пропала! Погибла!.. Маркизу Альбрицци все известно. Гм!.. Однако ловкую игру он сыграл с Лоренцано!.. Он приехал в Париж только за тем, чтобы покарать графа, убийцу его сестры. И он его убил, убил медленно, чтобы насладиться своей местью… О, я теперь все поняла!.. Это он и его слуги остановили меня вечером 17 мая, когда я выезжала из замка Ла Мюр. Это по его приказу мне угрожали позднее… Этот ученый, которого он возит с собой, этот доктор… это его голос и сейчас звучит в моих ушах вечным эхом похоронного звона! Да-да, это Луиджи Альбрицци спас Филиппа де Гастина от смерти, и в награду за этот благой поступок Филипп де Гастин объединился с Луиджи Альбрицци в деле кровавой мести. Они помогают друг другу претворять свои зловещие замыслы в жизнь. После Лоренцано они поразит меня – через моих сыновей, Марио и Паоло. Они прекрасно знают, что лишь через них могут заставить меня страдать… О, я не должна больше терять ни минуты. Мои дети! Мои дети!.. Екатерина должна возвратить мне моих сыновей, и я исчезну вместе с ними. Я должна увезти их, спрятать… пусть даже в недрах земли… Моя любовь к Филиппу?.. Ха-ха! Теперь мне до нее нет дела!.. Пусть мстит, как и сколько сможет, пусть возвращается к своей жене, к своей Бланш, – мне плевать!.. Своей Бланш!.. А ведь он даже и не подозревает, что она выжила!.. Но как она могла выжить?.. Э! Да какое мне дело до других?.. Мои дети, мои дети!.. Нужно спасать их… Утром пойду к королеве-матери, брошусь к ее ногам и расскажу ей все, все!.. Но она ведь сердится на меня: мои яды не произвели должного действия!.. Она отвергнет мою просьбу… быть может, даже не примет меня. А!.. Теперь я догадываюсь, почему действие моих ядов парализовано… Это все этот доктор, что находится в услужении у маркиза Альбрицци… Да, я стала бессильна!.. Но поверит ли мне Екатерина, если я расскажу ей все то, что узнала сегодня? Едва ли. К тому же если я открою ей все это, то еще более навлеку на себя гнев маркиза. Нужно бежать, бежать без всякого шума… вместе с моими детьми. Вот и все! Не нужно ни жалоб, ни угроз, всему свое время. Еще придет день, когда, обеспечив безопасность Марио и Паоло, я смогу взять реванш.

В этих последних словах выразился весь характер Тофаны: да, она признавалась, что побеждена, и не в силах в данный момент сражаться, склоняла голову. Но она не теряла надежды ее поднять. Тигрица, напуганная числом и рвением охотников, ищет логово, в котором можно было бы укрыться вместе с детенышами. Но когда охотники потеряют ее след, когда ее малыши будут в безопасности, тигрица украдкой покинет свое прибежище, и тогда горе тем ее врагам, что заставят ее дрожать за детей и ее саму!

Тофана сложила письма и, воспользовавшись исходившим от потайного фонаря жаром, ловко восстановила видимую целостность печати, после чего возвратила послания в закрепленный на груди Тартаро наплечник, в котором их и нашла.

Пока она занималась этим делом, спящий, видя, вероятно, приятный сон, пробормотал, улыбнувшись: «Луизон!»

Огонь ненависти полыхнул в глазах Великой Отравительницы.

– Счастье твое, – проговорила она тихо, – что мне нельзя сейчас наказать тебя, изменника, за твою ложь!.. О, ты, верно, сам и убил моего верного Орио, а я должна щадить тебя!.. Будь Орио со мной, я ускользнула бы из рук этого Альбрицци… да заберет его преисподняя! Орио нашел бы способ вытащить моих детей из Лувра, даже если бы для этого пришлось спалить покои самого короля!.. Впрочем, быть может, еще не все пропало…

На этом, со вздохом сожаления – сожаления о потерянном помощнике, о том, что она не может пока что позволить себе отомстить за Орио, – Тофана натянула одеяло на нос Тартаро, подобрала фонарь и вернулась в свою комнату. Занимался рассвет.

Рассвет, еще только рассвет!.. Было три часа; каким бы страстным ни было желание Тофаны поговорить с королевой-матерью, заявиться так рано в Лувр она не могла. Чем же пока заняться? Спать совершенно не хотелось… О, нет… А что, если…

В одну секунду она покрыла плечи длинной накидкой, а лицо маской, и отравилась к графу Лоренцано, дабы собственными глазами увидеть, во что этот слуга Альбрицци, этот ученый доктор, ее конкурент в искусстве убивать, превратил зятя маркиза.

От дома парфюмера Рене до улицы Святого Фомы было, как мы уже говорили, рукой подать, и потом, Тофана пребывала в одном их тех расположений духа, когда опасность тебя не пугает. О грабителях она не думала.

Она быстрым шагом покрыла это расстояние, пролетев по пустынным улицам, вдоль безмолвных домов, как женщина, спешащая неожиданно нагрянуть к возлюбленному. Как знать, быть может, Лоренцано – как бы он ни страдал – сможет дать ей хороший совет!

Ведь это он устроил Марио и Паоло при дворе – быть может, написанная им записка поможет встревоженной матери забрать их. Трепетной рукой Тофана постучалась в парадную дверь особняка Лоренцано. После продолжительного ожидания открыть слишком ранней посетительнице вышел полусонный и полуодетый слуга. Признав Тофану, он постарался не выказать своего недовольства: графиня Гвидичелли имела доступ в особняк с улицы Святого Фомы в любое время суток.

– Проводите меня к вашему господину, – приказала она.

– Извольте следовать за мной, госпожа графиня.

Она двинулась вслед за слугой.

– Как чувствует себя господин граф? – спросила она скорее для очистки совести – она и не сомневалась, что не очень хорошо.

– Увы, госпожа графиня, – отвечал слуга, – монсеньор сильно сдал. Мы надеялись, что иностранный доктор, которого рекомендовал господин маркиз Альбрицци, облегчит страдания господина графа, но не тут-то было! Со времени его посещения состояние господина графа лишь ухудшилось. Он совершенно разбит параличом! Не в состоянии теперь ни пошевельнуться, ни что-либо сказать, да и не видит почти ничего… Он хуже мертвеца… Простите, госпожа графиня, что вхожу в такие подробности…

– А шурин господина графа здесь бывает?

– Господин маркиз Альбрицци? О!.. Каждый день заходит… несмотря ни на что… Очень достойный сеньор, этот господин Альбрицци! Да и выглядит крайне опечаленным этим несчастьем!

Горькая улыбка мелькнула на губах Тофаны. «Вот как судят невежды!» – подумала она.

– Смею предупредить госпожу графиню, что от больного идет страшное зловоние, которое невозможно уничтожить никакими средствами. Из служащих осталось всего трое: один ливрейный лакей, конюх да я; остальные ушли из опасения заразиться… Если позволите высказать мое скромное мнение, госпожа графиня, вам бы лучше отказаться от столь неприятного зрелища, – добавил слуга, положив руку на ручку двери, ведущей в спальню Лоренцано.

Но, сделав властный жест, графиня строго промолвила:

– Открывайте, мой друг. А затем уходите. Объявлять меня господину графу не нужно.