Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

великий князь Владимирский Ярослав, который в 1243 г. отправился принести Бату клятву верности и был признан им «старейшим среди князей русских»[224]. В 1250 г. князь Даниил Галицкий (принявший в 1255 г. королевский титул) также прибыл выразить покорность и попросить подтвердить его власть над своим княжеством. Великий князь Александр Невский (1252–1263), сын и преемник Ярослава, извлек большую выгоду из жесткого монгольского протектората над Русью, чтобы отразить натиск врагов Руси со стороны Балтики. Принятая униженная покорность была единственно возможной манерой поведения, позволившей стране пережить эти страшные времена. Московское государство останется в рабской зависимости вплоть до своего освобождения Иваном III в конце XV в.

История Кипчакского ханства имеет глубокое отличие от истории других чингизидских ханств. В то время как в других странах, завоеванных ими, монголы после своей победы более или менее адаптировались к окружающей их обстановке и худо-бедно учились у побежденных, в то время как в Китае Хубилай и его потомки становились китайцами, а потомки Хулагу в лице Газана, Олджейту и Абу Саида становились в Иране персидскими султанами, их родичи, ханы Южной России, не позволили славяновизантийской цивилизации завоевать себя, не стали русскими. Они остались, как говорят географические названия, «ханами Кипчака», то есть наследниками тюркской орды этого имени, простыми продолжателями дел этих тюрок-«куманов», или половцев, без прошлого и без памяти, чье пребывание в русской степи, в конце концов, осталось для истории как бы не бывшим. Принятие ислама монгольскими ханами Кипчака – одновременно слишком поверхностное с культурной точки зрения и слишком изолирующее их с точки зрения европейской – ничего не изменило в этой ситуации. Совсем наоборот, исламизация, не приобщив их реально к древней цивилизации Ирана или Египта, окончательно отрезала их от западного мира, превратила, как позднее Османов, в чужаков, расположившихся на европейской земле, неассимилируемых и неассимилированных. На протяжении всего существования Золотой Орды Азия начиналась от южного предместья Киева. Плано Карпини и Рубрук хорошо передали испытываемое европейцами чувство, будто, въезжая в ханство Бату, они попадают в другой мир. Разумеется, в тюрках-хазарах X в. было гораздо больше западного, чем в наследниках Джучи[225].

Тем не менее следует признать, что судьба могла бы повернуться иначе. Что бы ни говорил Рубрук – который, находясь под неблагоприятным впечатлением от необразованности и пьянства несторианского духовенства, не до конца понял политическое значение несторианства в монгольской империи, – христианство проникло в самый дом Бату. Сын Бату, Сартак, вопреки утверждениям путешественника-францисканца, был несторианином. Армянские (Киракос), сирийские (Бар-Эбрей) и мусульманские (Джузджани и Джувейни) источники единодушны по этому вопросу. И потребовалась целая серия смертей, чтобы этот принц-несторианин не наследовал своему отцу. Когда Бату в 1255 г. умер в возрасте сорока восьми лет в своем кочевье на нижней Волге, Сартак находился в Монголии, куда отправился ко двору великого хана Менгу, друга своего отца, оказать тому почтение. Менгу назначил его наследником ханства Кипчак, но Сартак умер либо на обратном пути, либо вскоре по прибытии на нижнюю Волгу. Тогда Менгу назначил ханом Кипчака юного принца Улагчи, которого Джувейни называет сыном, а Рашид ад-Дин – братом Сартака. Регентство было поручено вдове Бату, Боракчине. Но Улагчи умер предположительно в 1257 г., и тогда ханом Кипчака стал Берке, брат Бату.

Царствование Берке (приблизительно между 1254 и 1266 гг.) окончательно определило выбор пути Кипчакского ханства. Если бы был жив Сартак, можно предположить, что христианство, что бы ни говорил Рубрук, пользовалось бы покровительством хана. Берке же, напротив, склонялся к исламу. Не то чтобы он нарушил распространенную среди монголов веротерпимость, обычную для семьи Чингизидов. Несторианство оставалось одной из религий его окружения, и он наверняка поостерегся бы его запрещать. Но его симпатии, особенно в области внешней политики, были скорее промусульманскими, и именно этим тенденциям, выявленным Бартольдом, следует приписать начало исламизации Кипчакского ханства.

Берке, как мы видели, вмешивался во все междоусобные войны Чингизидов. Мы знаем, что он стал на сторону Ариг-буги против Хубилая, впрочем не оказав первому эффективной помощи. Затем он воевал, впрочем без успеха, с чагатаидским ханом Туркестана Алгу, который между 1262 и 1265 гг. отнял у него Хорезм – область, до того времени рассматривавшуюся как зависимую от Кипчакского ханства, а с тех пор ставшую частью Чагатайского ханства. Вскоре после этого (ранее 1266 г.) Алгу отнял у того же Берке или Орды, брата Берке, и разрушил город Отрар – важный перевалочный пункт караванного пути, расположенный на северном берегу Амударьи в ее среднем течении, вследствие чего Чагатайскому ханству досталась отнятая у потомков Джучи западная часть Чуйской степи. Берке, основные силы которого были заняты на Кавказе, ничего не мог предпринять против этого соперника.

Если промусульманские симпатии Берке и не стали причиной его разрыва с персидским ханом Хулагу, как пишут арабо-персидские историки, они, по крайней мере, послужили дипломатическим предлогом для этого конфликта. Действительно, по мнению некоторых персидских писателей, хан Кипчака упрекал Хулагу за то, что тот, не посоветовавшись с другими принцами-Чингизидами, устроил резню населения Багдада и убил халифа. На самом же деле дом Джучи должен был рассматривать укрепление Хулагу в Азербайджане как своего рода узурпацию, посягательство на их права. Поэтому в борьбе против этих родственников, персидских монголов, Берке без колебаний вступил в союз с заклятыми врагами Чингизидов и лидерами мусульманского сопротивления – египетскими мамелюками, которыми в то время правил султан Бейбарс. Начиная с 1261 г. между обоими дворами установился регулярный обмен посольствами. Послы Бейбарса прибывали в Солдайю (Судак) в Крыму, послы Берке высаживались в Александрии. В 1263 г. между двумя государями был заключен открытый союз против Персидского ханства.

Бейбарс получал от этого союза двойную выгоду. Отныне он мог вербовать среди тюрок-кипчаков, подданных Золотой Орды, новых мамелюков для своей армии (он сам, как мы знаем, был по происхождению кипчаком); и, главное, самым главным его дипломатическим успехом стало то, что, помогая Чингизидам нейтрализовать друг друга, он, благодаря поддержке Джучидов, наносившим Хулаугидам отвлекающие удары со стороны Кавказа, мог окончательно остановить наступление дома Хулагу на Сирию: угрожаемые со стороны Дербентского прохода, персидские ханы больше не могли взять на Алеппском направлении реванш за разгром их войск при Айн-Джалуде. Хулагу, о чем мы писали выше, очень живо отреагировал на вред, причиняемый ему Берке. В ноябре – декабре 1262 г., как мы уже видели, он прошел с войском через Дербентский проход, который на Кавказе служил границей между двумя ханствами, и дошел до Терека, но вскоре был застигнут врасплох близ этой реки вражеской армией под командованием Ногая, внучатого племянника Берке, и отброшен назад в Азербайджан. Многие всадники хулагуидской армии утонули, пытаясь переправиться через Терек по льду,