Воды Дивных Островов - Уильям Моррис

С тех пор всё повторялось. Время от времени мальчик с девочкой встречались, стоя каждый на своём берегу, только Осберн не всегда наряжался празднично: он чаще надевал домотканину*. Зато на день рождения Эльфхильд выбрал самую лучшую свою одежду. Больше не происходило ничего, о чём стоило бы поведать. Иногда кто-нибудь из детей болел, иногда бывало, что родственницы Эльфхильд не выпускали девочку из дома, и тогда дети не встречались, но никогда этого не было по их собственной воле. Тот, кто приходил на заветное место и видел, что второго не было, сильно горевал, и особенно горевал Осберн, его детское сердце разрывалось от печали, смешанной с гневом. В такое время Разлучающий поток казался ему кольцами обвившей его и старающейся задушить змеи, и тогда он возвращался домой в полном отчаянии.

Так прошли весна, лето и ранняя осень. В Ведермеле всё протекало гладко, его хозяин был вполне доволен своим новым работником, который если и ел за двоих, то работал за троих. Осберн тоже сильно привязался к Стефану, а Стефан, со своей стороны, всегда что-нибудь придумывал на радость мальчику. Особенно хороши были две его выдумки. Во-первых, он, как и Эльфхильд, знал всякого рода сказания и истории, и часто, когда они с Осберном оба пасли овец, Стефан рассказывал их мальчику день напролёт. Нередко Осберн восклицал: «Прекрасная сказка, но я уже слышал её раньше, только сказывали её по-другому: вот так и так». И вправду, он многое уже слышал от Эльфхильд. Во-вторых, Стефан был чрезвычайно искусным кузнецом и учил этому искусству Осберна, так что к окончанию года тот уже и сам обещал овладеть ремеслом кузнеца в совершенстве. Более того, иногда Стефан брал кусок железа и совсем немного серебра, например, флорин (серебряную монетку) из своих запасов и делал из них брошку или цепочку, или кольцо, которое носят на руке, да так затейливо и изящно, что приятно было посмотреть! И все эти вещицы Стефан с радушной улыбкой отдавал Осберну, а Осберн брал их, ликуя в душе, ведь теперь у него появлялся ещё один подарок для Эльфхильд, и каждый из этих подарков он переправлял через реку при следующей же встрече. Но иногда, когда сердце мальчика переполнялось благодарностью, он говорил кузнецу: «Ты даёшь мне так много и так добр ко мне, не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить тебе за это». Но Стефан обычно отвечал ему: «Не бойся, хозяин, придёт время, когда ты сможешь сделать столько, что расплатишься сразу за всё».

Однажды, в начале октября произошла следующая история. Сильный юго-западный ветер, ревевший весь день, всё крепчал, и когда в доме зажгли свечи, он превратился в шторм. И дул с такой силой, что казалось, будто он сейчас приподнимет крышу дома. И тут во входную дверь постучали, Стефан подошёл к ней, отворил и вернулся с человеком, промокшим до нитки и сильно потрёпанным ветром. Человек этот был высок, желтоволос, красив и прекрасно сложён, но большую часть лица его скрывала неухоженная борода, и ноги его не знали башмаков. И всё же с первого взгляда было понятно, что это человек храбрый, и держался он независимо и свободно, хотя одежда его была бедна. Под мышкой он нёс что-то длинное, завернутое в ткань, обвязанную бечевой и в нескольких местах запечатанную жёлтым воском.

Когда гость вошёл, хозяин вскочил, словно собираясь выставить его вон. Он даже пробормотал: «Наш дом не убежище для бродяг», правда взглянув при этом на Осберна, ибо тот вырос очень своевольным, и ничего в доме не делалось без него, а тот сразу поднялся и, подойдя к пришлецу, пригласил его войти, ведь за окнами бушевала непогода. Затем он взял его за руку, подвёл к очагу и обратился к бабушке с такими словами:

– Хозяюшка, наш гость пришёл с ненастья, и прежде, чем он сядет с нами за стол, хорошо бы тебе отвести его во внутреннюю комнату, омыть ему ноги да найти сухую одежду.

Хозяйка, радушно взглянув на гостя, попросила его следовать за ней. Он пошёл, но ещё прежде, чем гость развернулся спиной к хозяевам, Осберн, посмотрев на него, поймал его ответный взгляд, и отныне никакие лохмотья не могли разуверить его в том, что это был его друг Железноголовый. Вскоре гость вернулся в зал, одетый и обутый пристойно, настолько, насколько смогли его одеть наспех, и Осберн проводил его к своему собственному месту за столом и сам подал ему чашу. Стефан тоже старательно прислуживал незнакомцу, и тот мог бы подумать, что попал в гостеприимный дом, если бы только временами дед не кидал на него слегка недружелюбные взгляды, но он совсем не противился тому, что делали его домашние, и этих взглядов можно было и не замечать.

Когда же гость сел, он взял свой длинный свёрток и, отдав его Осберну, произнёс:

– Ты так добр к бродяге, что я осмелюсь просить тебя ещё об одной милости: позаботься об этом свёртке, пусть никто другой не прикасается к нему, и верни мне его завтра утром перед моим уходом.

Осберн согласился на это, взял свёрток и положил его под изголовье своей кровати. Тут принесли еду, и ужин удался на славу. Гость казался благородным, был обходителен и весел, так что никто, кроме деда, уже не вспоминал о тех лохмотьях, в которых незнакомец вошёл в дом с непогоды. Да и дед заметно подобрел после того, как увидел, что хотя гость и ест и пьёт, как подобает высокородному человеку, но не требует такого обилия для насыщения своей утробы, как Стефан.

Прежде чем все начали есть, гость произнёс:

– Раз вы, даже не узнав моего имени, так добры ко мне, я скажу вам, что меня называют Странником, и да возрастёт добро сего дома!

Затем чаша пошла по кругу, и пили до поздней ночи. Когда же выпили по последней, Осберн отвёл Странника в комнату для гостей, поцеловал на ночь, но ничем не выдал, что узнал его.

С наступлением утра гость вышел в зал, где уже собрались все домашние, и сказал хозяйке:

– Госпожа, я бы хотел снять одежды, что ты одолжила мне вчера вечером, и вновь надеть мои, а эти оставить здесь, но свои я не нашёл.

– Ни ты, никто другой, дорогой гость, не найдёт этих тряпок, – отвечала она, – разве что они вновь обретут жизнь, когда на Страшном суде ты воскреснешь из мёртвых, ведь час назад я с миром погребла их в саду. Спаси нас Господь, если в Ведермеле не могут потратить ярд-другой домотканины на гостя, чьи одежды изорвала буря.

Странник удовлетворённо кивнул ей, Осберн же спросил:

– Скажи, гость, куда ты поскачешь утром, ибо я хотел бы немного проводить тебя.

– От твоей двери я направлюсь на юг, добрый хозяин, – отвечал Странник, – что же до «поскачешь», то скакать мне придётся на своих двоих, если я не захочу стать конокрадом.

– В этом нет необходимости, – возразил Осберн, – мы найдём тебе доброго коня, и если ты не вернёшь его обратно, то невелика потеря: меньше сена на зиму запасать. Стефан, сходи посмотри, чтобы кони были осёдланы и взнузданы к тому времени, когда мы перекусим.

Гость засмеялся и, взглянув на деда, спросил:

– А что ты скажешь, хозяин, принимать ли дар?