Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

то в переваренном. Прошлое можно использовать, но не изменить.

Надежда тихо лелеяла душу, что Арлстау сейчас очнётся, что он был прав на счёт Данучи, но взгляд спотыкался о душу Данучи и не видел в ней никакого продолжения. Её надежда была слишком ничтожна перед горем, болью и яростью, что уже закипели, осталось лишь налить всем чаю.

Минута немого молчания, что щедро предоставил полководец, и она поверила во всё, что произошло сейчас. Перевела жестокий взгляд на него – тот собирался отвесить ей пощёчину, но взгляд остановил.

Полководец застыл над тем, что от неё осталось и без притворства улыбался. Его сожаление ослабло в силу неприятных воспоминаний. Он был копией полководца, убившего Данучи, а теперь он убил и Арлстау. Этим он убил и её. Всего минута, а жизнь троих закончена. Точнее, четверых…

Отошёл на три шага, сел на стул, не отводя пистолета от её груди и взора от, убитых горем, расплывчатых глаз и начал обдумывать слова, как бы сделать больнее. Возникло жгучее желание добить её словом и фразами кромсать всю душу на куски!

–Знаешь, почему всем людям нравится верить в конец света? – начал с середины.

Она в ответ молчала, не всхлипывала и не дарила взгляд. Раздражает такое его, но не сейчас – сейчас на губах полководца вкус победы.

–Потому что я так захотел! – продолжил он, искренне восхитившись звучанием своей фразы. – Я позволил тебе помогать всей планете, потому что этим ты сделала её слабее! Планета стала зависима от тебя, а без тебя и ничего не стоит, и ничего уже не может! Помощь ей падала с небес, а она лишь протягивала вверх свои бесчисленные руки и просила «Ещё!», а ты швыряла и швыряла звенящие монеты, наивно пологая, что помогаешь, а не губишь…

Он заглянул в глаза Анастасии, но не увидел ничего, чего хотел увидеть – она поглощена лишь горем о художнике, поэтому лишь пуще продолжал.

–Ты прекратила войну, но она не так уж и нужна мне, когда весь мир верит в свой конец. Ты слышишь меня? Весь мир верил и верит! Ничего не изменилось! Сто лет ты не побеждала, а проигрывала, и подвели тебя все поколения! Все до единого! Всего лишь, слово держал я под контролем и удалось пронести сквозь вечность свою идею. Заметила, как легко управлять миром, у которого нет будущего? Мягкая марионетка – мечта любого правителя. Конец света не миф, но он случится, когда я захочу, а не по воле художника…

Он был уверен, что Анастасия совсем не жаждет умирать и, скорее, станет союзником врагу, чем пожелает закончить свой путь. Сделал паузу, вспомнив что-то, что заставит её говорить и с еле заметным восторгом продолжил, оголив свои морщины:

–Ты желала купить всех людей добротой, Иллиан подкупал их эмоциями, а я менял людей и делал их такими, какими они мне были нужны…

–Безвольными? – наконец, она нарушила молчание, но в пустую, ведь полководец её слову рассмеялся.

–За неделю нашей войны уничтожено всё, что ты строила век! Век затишья закончился, и теперь на Земле лишь война! Я покажу им тело художника, и у войны не останется смысла. Нам остаётся лишь выбраться отсюда, и тебе решать со мной ты или против. Ты нужна этому миру, как никогда, а художник миру нужен мёртвый, а не живой…

Воскликнув последней фразой, он протянул ей руку и задрожал потёртыми временем пальцами. Она не сделала того же самого, не мила ей его рука. Слова задели, зубы издали скрежет, но ответила ему мягким, неузнаваемым голосом:

–Мне нужен кинжал, чтобы снять защиту с острова, – на ходу придумала она. – Необходимо убить одну из душ, которую нарисовал художник, тогда мы сможем отсюда выбраться

–Узнаю прежнюю Анастасию, – рассмеялся тот в ответ.

Два шага до кухни, три шага по кухне и вернулся с кинжалом в руках, больше похожим на меч, чем на кинжал. Провёл остриём по щеке, остановил на подбородке, порезал его слегка и швырнул кинжал на окровавленную грудь художника, понимая, что настолько рискует впервые.

Анастасия взяла его в руки и улыбнулась признательно, словно была безмерно благодарна полководцу…

–Только без глу… – не успел договорить полководец.

Он не успел ни договорить, ни подумать, ни выстрелить. Кинжал пронзил грудь, убил рёбра, вошёл в его сердце, не выйдя из спины. Полководец упал на живот, словно тело желало пронзённым быть полностью, и желание сбылось…

Так закончилась история большого человека, впервые позволившего себе рискнуть…

Анастасия с благодарностью поцеловала холодные губы художника, прошептала ему «Прости!», хоть он её уже не слышал, поднялась на дрожащие ноги и направилась к камину. С минуту переглядывалась с незаконченной душой луны, словно обменивалась с ней мыслями. Сначала взяла в руки мольберт, затем и её пригрела в ладонях, как своё дитя и отнесла к порогу дома.

За дверью никто не ждал, за дверью было пусто. Лишь одинокий листопад проливал свои слёзы, оплакивая гибель художника. Со всех деревьев падала листва – равнодушными были лишь пальмы.

Анастасия вышла за порог и наградила луну ненавистным взглядом. Сейчас она была так близко, так ярко горела, словно готова потухнуть навсегда…

Именно на ней жил когда-то Данучи! Именно планету Земля Анастасия видела в бездонном небе, но ничего об этом никому не рассказала. Лишь ей дано было видеть её. Остальные, словно не замечали огромную планету – она была спрятана для всех глаз.

Думала, что не с проста ей одной такое знание, и оказалась права. Просто, поделиться знанием ни с кем не успела.

Данучи жил на Луне миллионы лет назад, но погубил жизнь её художника, пробравшись через коридоры времени. Именно так она считала, и её мнение непоколебимо, потому что мир, теперь уже, точно рухнул, когда художника не стало…

Бережно дотронулась до живота и провела по нему уставшей ладонью. Пред дитя оправдать себя не могла, слов прощения не подобрать. И слёзы, как на зло, так быстро закончились! Чувствовала себя непонятой, неуслышанной, незамеченной, неразгаданной…

Никто в этом мире её не поймёт, кроме её художника!

Встала на колени пред душой луны. Не загадала желания, не попросила прощения, не посчитала нужным что-нибудь сказать. Вспомнила всё, за что ненавидит этот мир, что её заставляет этим миром стыдиться. Прокрутила в голове беды и горести, коварство судьбы, все ничтожности предсказуемости…

Прикусила губу и прищурилась. Вспомнила, что Арлстау говорил ей о том, как нужно продолжать душу и прильнула к его советам.

Кисть коснулась холста и сама повела,