Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

русалка. — Ты меня не видишь, я в домике, от глаз твоих сокрыта.

Самохину было не до шуток.

— Вы правда людоеды? — выпалил он.

— Кто это — «мы», Ванечка? — задумчиво произнесла русалка, на секунду погружаясь в воду, словно для дыхания. — Я одна такая, других нету. Не создал Бог ваш христианский пару для меня — решил, видимо, что одной такой твари на земле предостаточно.

Она улыбнулась, будто пошутила.

А затем, зачерпнув воду маленькими красивыми ладонями, вдруг плеснула ему в глаза.

— Ты чего? — воскликнул Самохин, морщаясь и фыркая.

Русалка звонко расхохоталась и подмигнула ему.

— Уж больно ты серьезным стал! Ладно. А теперь говори, Ванюш — я красивая или нет? — в ее голосе вдруг мелькнули голодные нотки.

— У тебя волосы зеленые, — растерялся Самохин, не зная, что ответить. — И ты — рыба.

— Это плохо?

— Наверное, — ответил Самохин.

Русалка рассмеялась.

— Не так надо отвечать, дурень! Сразу видно, что ты девок не щупал толком.

Самохин оскорбился.

— Много ты обо мне знаешь!

— Много, — охотно подтвердила она. — Несчастный ты. Хочешь, я тебе воду живую дам? Выпьешь, и я сразу тебе красивой казаться начну.

Самохин задумался.

— Не надо. Водки я и сам купить смогу.

— Водки?! Ахахаха!

Русалка в восторге откинулась на спину и шлепнула хвостом по воде.

— Водка! Подумать только!.. Ну-ка, наклонись. Да смелее.

Самохин автоматически наклонился.

Русалка вынула из воды мутную бутылку из-под кока-колы, запечатанную илом, и вложила ему в руки. При этом ладони их соприкоснулись, и Самохин заметил, что кожа у русалки ледяная. Горячих артерий не было — одни лишь вены. Русалка была холоднокровной, как рыбы. Липкой и слизистой.

Огромными усилиями Самохин удержался от гримасы.

Русалка все это время смотрела ему прямо в лицо — будто выискивая в нем любые признаки отвращения — и в конечном итоге не найдя их, с ранящим сердце облегчением вздохнула.

Её пальцы разжались.

Освобождённый Самохин выпрямился и подставил голову подступающему дождю. Его коленки дрожали. В одной руке была зажата бутылка с мутной жидкостью.

— Выпей, Ванюшка, — зашептала русалка из колодца. — Ты не дождь внимания не обращай. Пей и на меня гляди…

— Холодно, — шмыгнул носом Самохин. — Пойду я пока.

— Куда?!

— Домой.

— А как же я? — обиделась русалка. — Я же тебя соблазняю, сил столько трачу, представление целое устраиваю. А ты уходишь? До конца хоть дотерпи.

— Я еще вернусь, — булькнул Самохин. — Вернусь. Я только домой схожу. Дождь все-таки.

Русалка издала разочарованный стон, но все-таки кивнула и помахала ему рукой.

Почти не чувствуя ног, Самохин побежал домой. Бутылка болталась в его правой руке.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Посёлок будто был укрыт тёмной, неприятной пеленой. Самохин шагал по улице, разбитой трактором, и оборачивался, страшась, что его сейчас спросят — что там? Что там он и сам не мог сказать, но боялся, что его спросят. На улицу перед ним выбежала грязная, прихрамывающая собака и залаяла, сильно и громко. Самохин протянул ей раскрытую руку, но собака всё лаяла. Тогда он замахнулся.

Собака убежала, и Самохину стало еще хуже. Никого больше на улице не было. Даже детей, которые обычно матерились и курили рядом с клубом.

Самохин подошёл к продуктовому магазину. Дверь висела на петлях, будто приоткрытая губа, показывающая темноту глотки и блестящие, словно зубы, витрины. Внутри стояла Надежда Теляшка.

Она гладила замороженную рыбу. Всем телом она пыталась это скрыть, локтями закрывала обзор, и украдкой пальцами проводила по камбале, застыв с умилением и стыдом на лице. Но при этом она стояла за витриной, прямо по центру, и это сочетание открытости и стыда в ней испугало Самохина, он соскочил со ступенек и двинулся к дому, потом замер и обернулся.

«Страшно, — подумал он. — Все ведь ею-то, наверное, сегодня напились».

Он стоял рядом с магазином, рядом с табличкой с адресом, и крутил головой, стараясь понять, что именно его так пугает. А потом понял.

Собак было не слышно.

После того, как на него выбежала та, лохматая, в посёлке стояла полная тишина. Да и лохматая уже пропала.

Собакам воду ведь тоже льют из её бассейна.

Дома, наверное, бабка и тётя Надя напились уже вдоволь, и теперь, может, гладят рыб, а может, ещё чего.

Самохин вдруг пожалел, очень пожалел, что вообще находился здесь, на виду. Он подумал, что надо спрятаться — но не мог понять, от кого.

Глаза чесались. Он поднял руку и начал тереть веки. Это было приятно.

Подняв голову, он скривился. Отсутствие людей казалось ему вызовом, презрением к нему. Как будто он ушёл домой на обед, а когда вышел, все ребята разошлись и забрали мяч с собой.

— Э-эй! — заорал он.

Где-то залаял одинокий, ничейный пёс, которого никто не поил водой.

И которому никто в глаза водой не плескал.

Вдали послышался гул, ровный и настойчивый, будто кто-то, просыпаясь, бурчал, чтобы его не будили. Самохин, сначала не поняв, что это за звук, посмотрел в сторону магазина — ему показалось, что это та странная продавщица раскрыла, наверное, морозилку, чтобы достать рыбину или убрать, и морозилка бурчит своим мотором в её отстранённое лицо.

Продавщица вышла из магазина, держа камбалу в руках.

— Это водовоз приехал, — сказала она, смотря рыбине в глаза. Блузка её мокро блестела. — Ты, наверное, хочешь туда пойти. Она тебя ждёт.

Затем она наклонила голову и нежно, очень аккуратно обхватив ртом хвост замороженной камбалы, стала пропихивать её целиком внутрь. Вскоре она начала кашлять.

Самохин отвернулся от магазина и побежал прочь.

Позади него послышался сдавленный, глухой кашель, заглушающий звуки водовоза.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Он бежал, что есть сил, не обращая внимания ни на дождь, ни на усталость. Чем дальше он бежал, тем меньше мыслей оставалось у него в голове, и тем легче ему становилось. Надо было лишь не останавливаться, просто бежать и бежать вперёд, пока…

Самохин вдруг споткнулся обо что-то, и со всего размаха полетел прямо в лужу, лицом вперёд. Перед самым падением он смог неловко выставить вперёд левую руку, но удар о землю всё равно выбил из него воздух. Бутылка выскользнула из его руки и, завертевшись, покатилась по грязи прямо в мокрую траву.

— Етить-колотить! — донёсся из-за спины сиплый голос.

Самохин, шатаясь, поднялся на ноги, и некоторое время просто стоял, шумно вбирая в лёгкие воздух. Дышалось ему с трудом, ладони и лоб сильно саднило. Самохин подставил руки дождю, ладонями вверх, и