Жестокая одержимость - С. Массери

У меня плотный график, мисс Рис, и занятия благотворительностью в него не входят.

– Возможно, если бы вы занимались благотворительностью, то получили бы больше голосов? – отвечаю я, принимая более удобную позу. – Тем не менее я готова выслушать вас. Пусть это будет проявлением моего любопытства.

– Я знаю, что детектив давит на тебя, дабы вытянуть информацию, которую ты скрываешь. По твоим словам, ты даже не помнишь внешности своего похитителя? – Он приподнимает бровь, явно выражая сомнение в правдивости моих слов.

Глядя на сенатора, я не могу не отметить, что его ухоженность почти комична. Седые волосы, безупречно гладкая кожа, ровный загар и изумительно белоснежная улыбка не вяжутся с его возрастом. На его лбу не появляется ни единой морщинки, даже когда он хмурится. Но, возможно, мне просто никогда не приходилось обращать внимание на это. Неужели все политики выглядят так?

– Все верно, – говорю я. – А что вам сказал Грей?

Сенатор улыбается, глядя на свои ботинки, а затем встречается со мной взглядом.

– Так его называла мать. Она носила его на руках по дому и пела песню, в которой ласково обращалась к нему как к своей маленькой дождевой тучке. Грейсон с детства был полон эмоций и часто плакал. Он позволяет тебе называть его так?

– Если вы не в курсе, то он очень ее любил, – говорю я, чувствуя, как в горле образуется комок.

– Конечно, любил. Она же была его матерью.

Проглатывая ком в горле и стараясь не обращать внимания на жжение в глазах, я опускаю взгляд на свои колени и думаю о том, что мне нужно вернуть Грейсону фотоальбом. Я украла его, так как боялась, что Грейсон просто пользуется мной, но ради меня он бросил одну из самых важных игр сезона, и после того, как Мия похитила меня, отправился на мои поиски, чтобы спасти. Сейчас я действительно верю Грейсону, когда он говорит, что любит меня, хотя мне потребовалось время, чтобы поверить в это.

– Мой сын понимает тебя, – говорит сенатор, оценивающе меня разглядывая. – Он говорит, что ты боишься назвать имя похитителя, потому что он угрожал тебе. Вероятно, он убедил тебя в том, что вернется и лишит тебя жизни. А еще, возможно, твое представление о системе правосудия теперь не самое лучшее из-за нашей истории.

– А возможно, эта угроза распространялась не на меня, сенатор? – замечаю я, продолжая смотреть на свои колени. – Возможно, похититель пытался добиться моего молчания угрозой в адрес Грея, а иначе я бы уже разоблачила преступника? Я никогда не подвергну Грея опасности.

– Послушай меня, Вайолет, – говорит он, наклоняясь вперед и упираясь руками в край кровати, а я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. – За это я готов заставить систему нашего правосудия работать в нашу пользу, понимаешь?

– Ей нельзя позволить разгуливать на свободе, – говорю я, чувствуя, как по моей щеке скатывается слеза.

Боже, надеюсь, он говорит правду.

– Ей?

– Мия Джармейн, – шепчу я.

Как же легко я сдаюсь.

Все, что мне остается, – это уповать на благие намерения сенатора. На то, что он заботится о своем сыне настолько, чтобы упрятать ее навсегда. Но его лицо остается пустым, будто он не узнает ее имени. Для меня это все выглядит забавно, учитывая, какую важную роль она играла в моей жизни.

– Она художественный руководитель балета Краун-Пойнт, – добавляю я. – Это она следила за мной, а затем похитила и накачала наркотиками.

– Спасибо, Вайолет, – говорит сенатор, поднимаясь со стула. – Я позабочусь об этом.

Когда он уходит, я откидываюсь на подушку, и на этот раз из моих глаз по-настоящему начинают литься слезы.

Глава 58

Вайолет

– Хочешь сдать? – интересуется Уиллоу, удобно расположившись на моей кровати и тасуя карты.

Я протягиваю руку за колодой и перетасовываю ее еще раз.

Сегодня, после осмотра врача и проверки анализов крови, меня, возможно, выпишут из больницы. Конечно, мне придется подождать оформления документов, но, по словам сотрудников, выписка должна состояться не позже трех часов.

Иногда время идет особенно медленно, и Уиллоу становится для меня источником утешения. Она пришла в больницу сразу после утреннего обхода, вооружившись латте со льдом, сэндвичами, а также колодой карт и еще кое-чем, на что я успела взглянуть лишь мельком, прежде чем Уиллоу снова его спрятала.

Когда я рассказала ей о моем разговоре с сенатором, Уиллоу была не так удивлена, как Грей. Это объясняется ее более глубоким пониманием взаимосвязи между родителями, детьми, деньгами и жизненными планами.

– Тук-тук, – слышу я голос Грея, заходящего в палату. – К вам гости.

– Но Уиллоу уже здесь, ты что, не заметил? – спрашиваю я, и Уиллоу закатывает глаза.

– Я не про нее или себя, – он проходит дальше, и я замечаю, что в уголках его глаз появляются тревожные морщинки. – Только скажи, и я прикажу охране вышвырнуть ее отсюда.

Секундой позже в палату входит моя мать. Ее взгляд скользит по сторонам, а затем она внимательно смотрит на капельницу с физиологическим раствором, установленную надо мной, на приборы, контролирующие мое состояние, и на введенную в мою руку иглу. Она смотрит на все, кроме меня, хотя я сижу прямо перед ней.

– Я буду снаружи, – говорит Уиллоу, соскакивая с кровати и забирая колоду из моих рук, а Грей встает у стены.

Возможно, он не попадает в поле ее зрения, но точно выбрал это место, чтобы я не упускала его из виду.

– Я так волновалась, – наконец говорит мама.

И что, черт возьми, я должна на это ответить?

– Вайолет, пожалуйста, – стонет она, а затем закашливается.

– Ты пришла в надежде, что мне вновь назначили обезболивающее? – Моя мать часто моргает, удивленная тем, как гневно звучат мои слова, но я не позволяю себе отступить.

– Я собираюсь сказать тебе кое-что важное, и мне нужно, чтобы ты меня выслушала, хорошо?

Она кивает и подходит ближе, останавливаясь у изножья и сжимая рукой спинку кровати.

– Ты променяла роль моей матери на наркотики, – заявляю я, не сводя с нее взгляда. – Ты привела меня в ложу, в которой отец Грея смотрел одну из самых важных его игр, потому что тебе были нужны его деньги.

– Прости, – шепчет она.

На мгновение я закрываю глаза, а затем заставляю себя снова посмотреть на нее.

– Я думаю, будет лучше, если мы пойдем разными путями. Я люблю тебя, но… – в моем горле образовывается комок.

«Я люблю тебя, но…» – эта фраза преследует нас обоих уже некоторое время. Мы с мамой просто не