Повелитель теней - Нейл Оливер

Одигитрия представляла собой удивительное зрелище – изображение в натуральную величину, написанное, как считалось, самим святым Лукой. Эту икону несли на деревянной подставке двенадцать монахов, и при их приближении могло показаться, что они и вправду несут саму Деву Марию.

Все, казалось, происходило, как и положено: верующие покачивались из стороны в сторону в такт друг с другом и в такт движению кадил, из которых поднимались облачка ладана, а голоса множества людей синхронно то усиливались, то ослабевали. Не было никакого сомнения, что сам Бог услышит эти песнопения и молитвы и посмотрит сверху вниз на своих детей любящими глазами. И вдруг раздался оглушительный удар грома, от которого у Дуки щелкнули зубы и встали дыбом волосы. Это было настолько неожиданно и произвело такое умопомрачительное впечатление, как если бы нарисованная Дева Мария вдруг высунула язык и, оттянув верхний край своей одежды, показала голую грудь.

Женщины и дети закричали от ужаса. Монахи, несущие на своих плечах Одигитрию, все как один вздрогнули и пригнулись, в результате чего икона, пошатнувшись, соскочила с подставки и упала на землю у их ног.

Женщины стали уже не просто кричать, а отчаянно вопить. Мужчины – тоже. Что могло быть более наглядным свидетельством того, что Дева Мария не желает находиться здесь? Дука, широко раскрыв рот и глаза, поднялся со ступени. С трудом сдерживая волнение, он наблюдал, как монахи опустили подставку на землю и обступили икону, упавшую прямо в грязь. Однако не успели они приподнять ее – не говоря уже о том, чтобы снова поставить икону в вертикальное положение, – как небо содрогнулось от второго удара грома и на город обрушились градины размером с горошину вперемежку с целыми потоками холодного проливного дождя. Уже через пару минут улицы превратились в ручьи и реки, а саму Одигитрию едва не накрыло полностью мощным потоком воды.

Дука стоял, словно окаменевший, не замечая ни проливного дождя, ни града. Он молча смотрел на то, как мужчины, женщины и дети поскальзываются и падают, как некоторых из них сбивают с ног неудержимые потоки воды. Монахи и прочие горожане отчаянно пытались поднять упавшую Деву Марию, но все их усилия были тщетны.

Потрясенный до глубины души, Дука смотрел на все это, пока холод в конце концов не проник сквозь его одежду и не вызвал у него озноб. Придя в себя, он отвернулся от этой ужасной сцены и стал раздумывать, как бы ему теперь добраться до дворца…

Принц выслушал, не перебивая, рассказ своего друга о событиях, произошедших утром. Вообще-то, он имел обыкновение перебивать своего бывшего наставника и поддразнивать его, однако распространившееся по всему городу ощущение надвигающейся беды не обошло и Константина. Прошло несколько минут после того, как Дука закончил свой рассказ и замолчал, но Константин, тоже ничего не говоря, лишь наблюдал за тем, как Дука разглядывает свои ладони, начав с их тыльной части и затем переключившись на линии их внутренней стороны.

– Я старею, – после довольно продолжительной паузы произнес Дука. – Я смотрю сейчас на свои руки и вижу руки своего отца. Такое ощущение, как будто он все время находился глубоко внутри меня, а теперь дает о себе знать.

– Ты любил его? – спросил принц.

Дука перестал разглядывать ладони, положил руки на мясистые ляжки и, вздохнув, ответил:

– Да, любил.

– Значит, нет ничего плохого в том, что он напоминает о себе, – сказал Константин.

– Я вижу и его лицо тоже. Вижу его каждое утро, когда бреюсь и смотрю в зеркало.

– Значит, ты вспоминаешь о нем каждый день, – спокойно произнес Константин. – Я уверен, что он обрадовался бы, если бы узнал, что его сын частенько думает о нем и, стало быть, не забывает его.

– Я все помню, – сказал Дука. – Твой отец хочет иметь записи о происходящих событиях, которые он мог бы прочесть сам и передать будущим поколениям, и поэтому он заставляет меня записывать то, что я увидел и про что я узнал. Мы с тобой держим правду обо всем этом в своей голове. Другие люди будут держать ее на пергаментах, сложенных на пыльных полках. Пока страницы помнят, сами эти люди могут позволять себе забыть.

– Может, тебе следует рассказать это пчелам? – предложил Константин.

– Пчелам? – удивился Дука.

Константин улыбнулся.

– Такую идею мне подкинула Ямина. Она говорит, что пчеловодам приходится рассказывать своим пчелам обо всем, а иначе они почувствуют, что ими пренебрегают, и улетят искать того, кто будет уделять им больше внимания.

– Никому не нравится быть позабытым, – вздохнул Дука. – Преданным забвению.

– А Ямина была там? – спросил принц. – Она была там, когда Дева Мария упала?

Дуку, по-видимому, удивил этот вопрос, и он некоторое время ничего не отвечал.

– Если и была, то я ее не видел, – наконец вымолвил он.

– А каким я останусь в твоей памяти? – спросил принц. – Что ты написал о принце Константине из дома Палеологов?

– Я написал все, что мне известно, – заявил Дука. Он, похоже, почувствовал себя более уверенным, когда они перешли на привычную для него тему. – Я ведь, в конце концов, историк. Если я не сделаю записей о чем-то, не положу эти записи в надежное место и не передам их затем кому-нибудь другому, то получится так, как будто этого никогда и не было. И как будто тебя никогда не было.

– Так мрачно, Дука, – заметил принц.

– А сейчас разве не мрачные времена?

Константин, ничего не ответив, стал разглядывать свои ладони.

Видя, что взгляд принца обращен не на него, Дука почувствовал, что сможет рассказать ему кое-что еще. Константин, правда, вскоре снова стал смотреть на своего старого друга и наставника, причем еще внимательнее, чем раньше, но Дука упорно отводил от него глаза, стараясь не встретиться с ним взглядом. Он рассказывал Константину о том, что ему приказал сделать император.

Константин слушал Дуку молча. В какой-то момент он потянулся рукой к ящику, где лежали изготовленные им фигурки, и выбрал среди них толстого турка – того самого, который всегда играл роль Али-бея в истории, так полюбившейся Ямине. Однако на этот раз принц взял маленькие ножницы и отрезал феску. Теперь отбрасываемая этой фигуркой тень стала более-менее похожа на его старого наставника и к ней присоединились на потолке силуэты искалеченного юноши, красивой девушки и злого императора.

Пока Дука объяснял, что ему приказали просмотреть все свои записи и удалить все упоминания об искалеченном наследнике трона империи, чтобы в грядущие годы стало казаться, что его на белом свете никогда и не было, Константин, двигая тени своими ловкими руками, заставил юношу и девушку поцеловаться, но только один раз и легонько, а затем силуэт императора стал теснить юношу, и тот, задрожав, исчез.

– Император смотрит в будущее, – продолжал Дука. – И он не видит никакого будущего для империи, если управление ею перейдет к тебе.

– То есть к калеке, – сказал Константин, продолжая манипулировать тенями.