Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Булату постоянно сопутствовала бедность, порожденная его несуетным существованием и тем, что он не сделал ни одного ложного шага, не пытался прибегнуть ни к каким уловкам, чтобы улучшить свою жизнь. Лишь неожиданное открытие самого себя как творца и поэта-барда позволило Булату стать тем, кем он стал.

Впервые я увидел и услышал Окуджаву в 1959 году в Ленинграде, в мастерской Валерия Доррера, где прибывшие на гастроли актеры “Современника” во главе с Ефремовым, собрались послушать барда. Тогда это имя мне ничего не говорило, хотя я заметил, как многие подпевали Окуджаве:

Выглядел Окуджава очень колоритно: худенький и хрупкий, с пышной курчавой шевелюрой. Пел он много, щедро и как-то удивительно органично. Было видно, что ему хочется и нравится петь. Слушатели беспрерывно аплодировали. Каждый, кто слушал Булата, находил в его песнях отзвук своего собственного сокровенного переживания.

Окуджава тогда словно почувствовал мой эмоциональный порыв – мы познакомились и стали друзьями на всю жизнь. Завязавшаяся дружба сыграла в моей жизни значительную роль, особенно после нашей встречи с Беллой. Мы все трое оказались на перекрещении этих отношений.

Булат был старшим товарищем для всего нашего поколения. Возможно, он тоньше и острее всех нас ощущал жестокость и трагизм жизни, что заставляло его быть столь серьезным и отстраненным от житейских дрязг. Тяжкий крест памяти он с огромным достоинством нес по жизни:

Судьба украденных у жизни молодых родителей: отца Шалвы Степановича, расстрелянного по обвинению в троцкизме и вредительстве, и матери, Ашхен Степановны, прошедшей сталинские лагеря, – не давала покоя Булату. Читая его прозу, я чувствовал его неудержимое желание осознать, что же все-таки произошло. В рассказе “Девушка моей мечты” (1985) он так напишет о встрече с матерью:

Булат не забывал и о судьбе своих близких родственников: сестры его матери – Ольги Окуджавы и ее мужа, великого грузинского поэта Галактиона Табидзе. Их памяти посвящено стихотворение “Свадебное фото”:

Судьба Галактиона Табидзе – одна из болевых точек и для Беллы. Я знал, с каким восхищением Белла относилась к Галактиону и с какой страстью она его переводила. Белла находила мистический смысл в этом родстве и придавала ему особую окраску. Булат ценил Беллины переводы грузинских поэтов, и ее любовь к Грузии перекликалась с любовью самого Булата.

Всегда казалось, что высшее знание, обретенное Булатом в страданиях неотомщенной обиды, которую нанесла ему жизнь, дает ему право на то, чтобы так гордо нести свою отдельность и свою скорбь.

Белла часто обращалась к Булату за советом в трудных жизненных ситуациях. Обменивались они и стихотворными посланиями. Булат посвятил Белле “Песенку о ночной Москве” (1963), которую чаще называют “Надежды маленький оркестрик”, к ней же обращены иронико-романтические строки “Считалочки для Беллы” (1972):

В 1987 году мы отмечали юбилейный день рождения Беллы. Булат, находясь в Тбилиси, поздравил ее со страниц журнала “Литературная Грузия”:

Дорогая Белла!

Я пишу тебе из города, из страны, кровь которой, я знаю, с давних времен перемешалась с твоей кровью. Меня окружают твои горы, подо мною течет твоя река, твои братья и сестры великодушно привечают меня. Мне кажется, что отсюда мои поздравления тебе должны прозвучать не то чтобы высокопарнее, но значительнее. С высоты своего возраста твой юбилей – всего лишь обозначение крохотного отрезка от бесконечного пути, дарованного тебе природой.

Мой давний друг, я очень люблю тебя, хотя, наверное, слишком неумело, коряво и эгоистично, но тем больше дорожу твоей благосклонностью, трепетной и верной.

Будем жить по заветам этой земли, принимая сегодняшний день и ничего не забывая из минувшего; не будем гадать, во что отольется наш труд, что останется, но даже если ничего, самой малости, подобно крестику от царицы Тамар, все равно мы уже растворены в природе.