Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

В 1978 году Булата навестила знаменитая американская фолк-рок-певица и политическая активистка Джоан Баэз. Она очень ценила то, как поет Булат, и сама исполняла по-русски его песню “Возьмемся за руки, друзья”.

В квартире было все перевернуто вверх дном, по полу тянулись бесконечные провода: шла съемка. Булат и Джоан исполняли свои песни, а иногда Джоан подпевала Булату. Между тем начали прибывать гости, в том числе Андрей Вознесенский и Зоя Богуславская, Виктор Суходрев и Инга Окуневская. Квартира Булата, конечно, была неподходящим местом для сценического исполнения, всем хотелось послушать, как Джоан поет в зале. Кто-то предложил поехать в ресторан “Сосны” в Барвихе.

Ресторан оказался стеклянным прямоугольником, расположенным действительно среди сосен – они как бы входили в интерьер ресторана через стеклянные стены здания. Было довольно много народа, играл оркестр. Мы быстро договорились о том, что Джоан выступит в сопровождении этого оркестра.

Когда Джоан вышла на сцену, произошло непредвиденное. Она захотела сказать несколько слов публике и попросила помочь ей с переводом. Суходрев поднялся на эстраду. Джоан сказала, что хочет посвятить свое выступление советским диссидентам, которые борются за свободу своей родины. Виктор пришел в состояние растерянности и ужаса, отказался переводить и ретировался.

На сцене в тот же миг возник Гарик Гинзбург и перевел слова Джоан. Она начала петь, и принимали ее очень горячо. Мы не стали осуждать Виктора, нашего хорошего знакомого, за то, что он отказался переводить: ему по рангу было невозможно участвовать в таком деле.

Еще мне запомнился вечер в июне 1987 года, который Булат устроил в честь освобождения Зои Крахмальниковой и ее мужа Феликса Светова.

В 1982 году Зоя Крахмальникова была арестована за издание православного альманаха “Надежда”. Крахмальникова не могла смириться с преследованием верующих в нашей стране. Она проявила потрясающее мужество при аресте и во время заключения, а позже отказалась признать свою вину и подать прошение о помиловании. Лишенная свободы, она написала книгу “Слушай, тюрьма!”.

О жизни Зои Крахмальниковой мы в те годы узнавали только по радио из “вражеских голосов”, но пытались следить за ее судьбой.

Феликса Светова в 1982-м исключили из Союза писателей, а в 1985-м арестовали за “антисоветскую агитацию и пропаганду”. Выпустили его и Зою в начале перестройки.

Феликс – мягкий, благородный человек, хорошо знакомый с Беллой еще с детских лет, был значительно старше ее. Его семья жила в 3-м Доме советов на Садовой улице, где в детстве жила Белла.

Выход Зои на свободу Булат хотел отметить максимально торжественно. Мы сидели в широкой лоджии его квартиры за красиво накрытым столом в предвечерние часы при заходящем солнце. Все понимали, что эта встреча – акт высшей справедливости. Меня поразила величественная красота Зои Крахмальниковой: правильный овал лица, гладко зачесанные волосы и особенное выражение глаз, смотревших открыто и прямо на собеседника, но в то же время по-женски загадочных – она пронесла свою красоту и этот взгляд через все испытания.

С Феликсом, державшимся очень скромно, я в дальнейшем подружился и неоднократно встречался, вспоминая Булата.

В память об этом событии я храню снимок, запечатлевший всех присутствовавших. Другой такой же я отослал Васе Аксенову в Америку, чтобы он имел представление о том, как мы проводим время в Москве.

Когда вспоминаешь истории, связанные с Булатом, дополняющие друг друга, они воссоздают в памяти его подлинный образ. Так имя его было овеяно легендами, но он неизменно посмеивался над самим собой. В рассказе о начале службы в армии – “Уроки музыки”, – замечательно проявился юмор Окуджавы:

Булат не переносил ханжеского елейного тона всякого рода “начальничков”, с которыми приходилось общаться. Как-то накануне Дня Победы Булату позвонил некий высокопоставленный военный и “жирным”, обстоятельным генеральским голосом стал говорить:

– Вы должны как участник Великой Отечественной войны выступить перед военнослужащими, которыми я командую…

Говорил он долго, при этом все время повторяя: “Вы должны, вы должны!”

Булат ответил:

– Я никому ничего не должен. Никакую великую войну не знаю. Была великая бойня. Людей убивали тысячами. Выступать у вас я не буду.

Примечательна история о том, как Булату разрешили поехать в Польшу, где у него было огромное количество поклонников.

В Варшаве он давал интервью, где среди прочих вопросов был такой: “Вы все время пишете о прошлом России, об истории XIX века. Кем бы вы хотели быть, если б жили в то время?” Булат, ни секунды не раздумывая, сказал, что неплохо было бы иметь усадьбу, немного земли, быть скромным помещиком и писать при этом романы. Интервью было напечатано. По возвращении Булата вызвал к себе Феликс Феодосьевич Кузнецов, секретарь Союза писателей, и строго спросил:

– Что это ты такое наговорил, Булат, в интервью польской газете? Как ты мог сказать, что хочешь быть помещиком?

Булат возмутился:

– А кем ты, Феликс, хотел бы быть до революции? Крепостным, что ли?

Помню рассказ Булата о его возвращении в СССР из Франции. Он ехал поездом и вез много эмигрантской литературы. Перед таможенным досмотром Булат в целях конспирации разложил запрещенные книги на своей нижней полке, накрыл их одеялом и сел сверху как ни в чем не бывало. Таможенники, войдя, узнали Булата и стали рассыпаться в комплиментах. Он в ответ смиренно улыбался. Но в этот момент вошли двое проверяющих – посмотреть, не провозят ли под сиденьями нарушителей границы. Булата попросили встать. Один из проверяющих поднял полку обеими руками, в то время как второй заглянул внутрь в поисках возможного шпиона. Все аккуратно разложенные книги тут же посыпались вниз, к стенке вагона…

Пограничники обомлели: они никогда еще не видели столько запрещенной литературы у одного пассажира. Булата повели к начальнику погранзаставы, где был составлен акт об изъятии книг, запрещенных к ввозу в СССР.