И оживут слова. Часть I - Наталья Способина

— Вы похожи, — не могла не озвучить я.

— Славно, — без энтузиазма откликнулся он, а потом неожиданно серьезно добавил: — Ты доверять хотела. Серому можешь. Он не обманет.

— Серый… немного не тот, кому я хотела бы доверять.

Альгидрас пожал плечами, словно говоря: сама тогда придумывай кандидатуру.

— А ты сам кому веришь?

Я думала, что Альгидрас не ответит, но он неожиданно произнес:

— Никому. Себе-то не всегда.

— А Радиму? — уж побратиму-то он верить должен. — Он тебе жизнь спас.

— Не всем, кто спас жизнь, можно верить.

И сказано это было так, что я невольно нахмурилась, а он продолжил:

— Тебе нужно запомнить: Радимир — воевода. Ему порой приходится поступать так, как он не желает.

— А я могу ему верить?

— Пока ты — Всемила, да.

— То есть я в безопасности?

— Этого я не говорил.

— Хорошо. Я буду отсеивать опасности по одной. Лично ты можешь причинить мне вред?

Он подхватил с крыши будки ведро, потрепал Серого по мокрым ушам и направился к колодцу.

— Я не отстану! — предупредила я.

На середине двора Альгидрас остановился и медленно обернулся.

— Да. Я могу причинить тебе вред. Если так будет нужно, — взгляд его был абсолютно серьезен.

— Кому нужно?

— Мне придется покинуть Свирь, — невпопад сказал он.

Этого еще не хватало. Я бросилась к хванцу и схватила его за запястье, вспомнила, что именно эта рука была порвана Серым, и поспешно разжала пальцы.

— Почему? Что было в том свитке, Альгидрас?

— Вести, без которых я бы обошелся.

— Господи! Если бы не я, ты бы его не получил, так? Тебя нашел кто-то, кто не должен был найти? Да?

Он посмотрел в сторону.

— Это уже неважно. И я… несправедливо тебя обвинил. От злости. Ты не могла не взять его. Это так же глупо, как винить Солнце за то, что оно сожгло урожай или дождь за то, что размыл дорогу.

Я почувствовала, как по спине струится липкий пот. Отчего-то мне стало очень страшно. Словно шутки закончились.

— Я… сделала то, что должно было случиться? Опять эти ваши сказания? — прошептала я, вглядываясь в знакомый профиль. — Что еще в них есть?

Альгидрас медленно повернулся ко мне.

— Тебе нужно позаботиться о себе и о Радиме. И никому не доверять. Никому! Слышишь?

— Я не…

— Наш остров считался святым, — перебил меня Альгидрас. — На нас никто не нападал. Нас почитали. На остров порой высаживались поклониться Святыне. Наша Святыня, Священный Шар, была на острове всегда. И мы верили, что она хранит весь хванский род, потому что род хранит Святыню. Древний уговор был. А все оказалось обманом.

Он замолчал, посмотрев куда-то за мое плечо, словно все еще раздумывая над тем, почему так случилось.

— Я не понимаю. Объясни.

— А ведь я еще в монастыре чувствовал, что что-то в этом не так. Святыням ведь убить целый народ ничего не стоит. Просто потому, что надобность в нем отпала. И ты будешь жить, пока нужен им. Но стоит тебе закончить то, что должен…

— Альгидрас, ты меня пугаешь! Ты о чем? Что было в свитке? Куда ты должен отправиться?

Он устало вздохнул:

— Я пока не знаю. Но это будет скоро. Я оттого и злюсь. Когда не успеваешь одно, а она уводит...

— Кто она? — едва дыша, прошептала я.

Он на миг сжал переносицу и зажмурился, словно у него болела голова, а потом одним губами, будто нас могли подслушать, произнес:

— Святыня.

— Ты всерьез? Какая-то святыня может позвать?

Он посмотрел на меня так, будто я сморозила несусветную глупость, и неожиданно спросил:

— А в твоем мире нет силы, которая может создавать и убивать? Указывать, что делать?

И так серьезно спросил, что я поняла — он не шутит.

— Нет, — покачала я головой. — То есть, вероятно, есть какие-то силы, но лично я ни разу не слышала ни об одном достоверном случае. Всякие там шарлатаны-предсказатели не в счет. Поэтому меня так и поразило то, что Помощница Смерти знает о том, что случилось со Всемилой. И что я сама вижу прошлое людей. И не только прошлое. Это странно. Ваш мир странный.

Некоторое время он молчал, переваривая мои слова, а я запоздало подумала, что от волнения снова говорила слишком быстро и, возможно, он что-то не понял. Но потом он заговорил:

— В монастыре меня многому учили. Правда многому. Я — тот, кто ведает. Но никогда никто даже не обмолвился о том, откуда приходят Прядущие. «Из ниоткуда», — говорится во всех сказаниях. Но так ведь не бывает. Мне всегда казалось, что должно быть какое-то место. И вот оно — другой мир, который очень отличается от нашего. Чем еще отличается?

Я не стала напоминать ему о том, что до этого он и слышать ничего не хотел о моем мире.

— Мой мир… современней.

Альгидрас нахмурился:

— Объясни. Я не понимаю.

— Понимаешь, таким, — я обвела рукой двор, — наш мир был несколько веков назад. Сейчас у нас все иначе. Мы живем в городах. И они не такие. У нас каменные, высокие... прямо очень высокие дома. Есть самолеты — машины, которые летают по небу, электричество. Это… свет, например. Энергия вырабатывается разными способами. От солнца, от ветра. Искусственно. Это сложно. И я не очень хорошо разбираюсь в деталях. Я всего лишь переводчик.

Я виновато пожала плечами и только тут обратила внимание на то, как задумчиво смотрит на меня Альгидрас. Я испугалась, что он воспринял мои слова как бред и сейчас просто рассмеется, потому что Свирь была невероятно далека от полетов по небу. Спасибо, я еще про Гагарина не рассказала. Надо было как-то иначе, а теперь уже поздно. Я набрала в грудь воздуха, чтобы попросить Альгидраса не считать меня сумасшедшей, когда он задумчиво проговорил:

— Старше.

От неожиданности поперхнувшись воздухом, я откашлялась и просипела:

— Что, прости?

— Ваш мир старше! Интересно.

— Тебе это о чем-то говорит? — мне не удалось скрыть облегчения в голосе. Оказывается, он верит.

Альгидрас посмотрел на меня с легкой досадой. Так мужчины смотрели здесь на неразумных баб, которые пытаются влезать в их дела.

— А еще у нас женщины давно равны мужчинам. Так что можешь отбросить свои замашки и притвориться, что говоришь, например, с Радимом.

— На равных, говоришь? — он насмешливо приподнял бровь, и мне стало смешно, потому что, если он планировал выглядеть снисходительно, не стоило так делать. Лет пять себе убавил. Мои губы все-таки расплылись в улыбке.