Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918) - Владислав Аксенов

Помимо шпионажа в пользу Германии, русских немцев обвиняли в экономическом засилье. Разговоры об этом стали актуальны еще в 1912 г., когда министр внутренних дел А. А. Макаров 14 декабря передал в Государственную думу так и не реализованный законопроект «О мерах к ограждению русского землевладения в губерниях Юго-Западного края и Бессарабской», направленный против немецких колонистов. Его преемник Н. А. Маклаков 10 октября 1914 г. отправил в Совет министров докладную записку «О мерах к сокращению немецкого землевладения и землепользования», в которой утверждал, что увеличение немецкого землевладения способствует подготовке германского вторжения в Россию. В российских городах стали появляться всевозможные патриотические общества, ставившие себе задачу «освобождения русской духовной и общественной жизни, промышленности и торговли от всех видов немецкого засилья»[1079]. Ряд периодических изданий публиковали статьи откровенно погромного характера, приводя адреса и списки фирм, якобы принадлежащих подданным Германии и Австрии. В итоге в Государственной думе была создана комиссия «О борьбе с немецким засильем во всех областях русской жизни». Процветанию данной кампании способствовало и то, что сам Николай II вынашивал идею наделения землей за счет немецких колонистов крестьян-фронтовиков[1080]. Эти же мысли встречались и в частных письмах рядовых подданных империи. В результате замораживания счетов ряда предприятий, в которых был обнаружен немецкий капитал, экономике России был нанесен удар, усугубивший трудности в снабжении городов продовольствием, в промышленном производстве.

Рука об руку с борьбой против засилья экономического шла борьба против засилья культурного. Важным знаком здесь стало решение императора о переименовании Санкт-Петербурга в Петроград 18 августа 1914 г. Впоследствии волна переименований населенных пунктов прокатилась по различным губерниям России, особенно в тех регионах, где жили немецкие колонисты. 15 октября 1914 г. министр внутренних дел Н. А. Маклаков направил губернаторам циркуляр с предписанием выявить подобные селения и подготовить предложения по их переименованию. Наибольший размах этот процесс приобрел в Томской губернии, где в годы массового переселения крестьян возникло немало немецких поселков, которым давались имена, повторявшие названия немецких колоний Европейской России. Так, в Орловской волости было выявлено 23, а в Новоромановской волости — 11 поселков с немецкими названиями. По предложению заведующего водворением переселенцев в 1‐м Кулундинском подрайоне им были даны новые топонимы, которые являлись либо русским переводом немецкого, либо соответствовали названию переселенческого участка. По мнению чиновника, переименование селений было необходимо «сверх прочих соображений, также в видах удобства русского населения, ибо немецкие названия трудно запоминаются»[1081]. Некоторые публичные заведения переименовывались с целью недопущения против них бесчинств толпы. Например, уже упоминавшийся столичный ресторан «Вена», которому «досталось» во время петербургского погрома, был переименован в «Белград».

Хоть правая общественность и встречала с восторгом подобные инициативы, полностью соответствовавшие моменту, даже относительно Петербурга — Петрограда абсолютного единства мнений не сложилось. В «Петроградском листке» было помещено стихотворение Сергея Копыткина, посвященное новому имени города:

В ряде изданий, однако, обращали внимание на то, что город был наречен Петербургом своим основателем русским царем Петром Алексеевичем. Общество ревнителей истории передало в комиссию по переименованиям ходатайство о том, чтобы старое название вернули хотя бы Петербургской стороне, где жил сам Петр и называл это место «Питербурх». Также Общество ревнителей истории выступило против планов переименования Кронштадта в Венцеград, аргументируя это тем, что название «Кронштадт» не немецкое, а голландское[1083].

Зинаида Гиппиус, в отличие от Копыткина, резко отрицательно отреагировала на смену названия столицы, пригрозив властям в декабре 1914 г. в стихотворении «Петроград», что это приведет к революции:

В. Ф. Джунковский встретил известие о переименовании столицы «без большого сочувствия», отметив, что «оно не произвело вообще того впечатления, на которое рассчитывали те, по представлению коих это повеление последовало»[1084]. Некоторой пикантности добавлял тот факт, что решение о переименовании столицы появилось тогда, когда стало известно о гибели 2‐й армии генерала А. В. Самсонова. Современники интерпретировали переименование Петербурга в качестве мести немцам: «Зловещие слухи подтвердились, и сегодняшнее правительственное сообщение гласит о серьезных неудачах. Тем бестактнее высочайшее повеление, опубликованное сегодня, о переименовании Петербурга в Петроград. Не говоря о том, что это совершенно бессмысленное распоряжение, прежде всего, омрачает память о великом преобразователе России, но обнародование этого переименования „в отместку немцам“ именно сегодня, в день нашего поражения, должно быть признано крайне неуместным. Кто подбил Государя на этот шаг — неизвестно. Но весь город глубоко возмущен и преисполнен негодования на эту бестактную выходку», — записал в дневнике Н. Н. Врангель[1085].