Элегия Мёртвых - Дарья Кадышева

Надо отдать ей должное, вместо того, чтобы проехаться кулаком по опухшей морде, полукровка изобразила фальшивую улыбку и спокойно произнесла:

– Кто я? Как минимум одна из тех, кто рисковал своей шкурой, пока ты отсиживал своё гузно в тепле, заливаясь вином.

– Дрянная девчонка! – рявкнул Ларс, грузно поднимаясь со стула. – Да я тебя...

– Давай. Едва ли это будет больнее, чем удар ребёнка.

– Сука!

– Ларс, – одёрнул его Тород. – Сядь. Мы многим обязаны Айнелет. Она имеет здесь голос заслуженно.

У пьянчуги чуть не перехватило дыхание от ярости, но он взял себя в руки и, тряхнув сальными патлами, плюхнулся обратно в стул. Теперь его взгляд буравил полукровку ещё настойчивее.

– Твоё предложение годится, – изрёк вдруг Тород, посмотрев на девчонку. – Не вижу пока иных вариантов.

Полукровка кивнула и собиралась было умыкнуть обратно за широкую спину волколака, но её внезапно остановил дверг, подковылявший к ней на маленьких ножках.

– Меч твой – работа бастарда, я узнать, – сказал он, косясь на торчащую из-за плеча девчонки рукоять. – Его ненависть и боль скрыть внутри. Они всё ещё вести клинок.

– Я знаю.

– Это тёмная магия.

– И это я знаю, – отвечала она, коротко вздохнув – Не беспокойся, господин гном, мы с ней давно стали подружками.

– Душа твой значит такой же тёмный. Этот клинок выбирать особые хозяин.

Ни один мускул не дрогнул на лице полукровки. Времена, когда её волновали такие вопросы, давно прошли. А часть ответов на них сгинула под умирающим Древом Бога. Другая же была навечно зарыта в песок Арены.

«Вот видишь, даже дверг говорит, что ты грёбаное зло».

Конор оглядел её, чтобы ещё раз убедиться, что из-под стеганки не торчало никаких хвостов, а на коже не появились чешуйки.

У кого бы хватило смелости дерзить ярлу, кроме него самого? Только девице с раздвоенным языком и проклятым мечом её предка.

– Что с пленником? – поинтересовался Тород.

– Я собирался заняться им, – сказал Логнар.

Ярл перевёл глаза на Конора:

– Поможешь ему?

– С превеликим удовольствием, – отозвался тот, чувствуя, что в висках начинает пульсировать от одного только напоминания о том, в подвалах сидела сехлинская тварь, которую они оставили в живых.

И на то было множество причин. Самая важная – сладчайшая месть, и завершить её теперь не помешают никакие обстоятельства.

***

Конор хищно кружил вокруг Мину, высматривая нетронутые участки кожи раздетого догола и подвешенного цепями к потолку сехлина. Сначала имперец скулил о пощаде, затем поносил их всеми словами, известными на имперском и всеобщем, а после принялся угрожать – но всё, что вылетало из его рта, лишь раззадоривало сильнее. Конор был намерен разобрать его по кусочкам.

К утру вампир напоминал решето, обильно сочащееся кровью. Однако через пару часов все порезы заживут под воздействием регенерации.

Этого мало.

– Отруби ему ногу, – попросила Лета. – Нет, не ту. Он меня в левую пырнул.

Северянин размахнулся, но его остановил строгий голос чародея.

– Конор!

Тот обернулся, не опуская руки:

– Не порти нам веселье, маг.

– Я бы не хотел, – поделился Логнар, входя в камеру. – Он истечёт кровью и издохнет, если ты начнёшь рубить его на части. А нам он ещё нужен.

– Для чего? – хмыкнула Лета, с трудом отрывая взгляд от столь занимательной картины, как изуродованный и трясущийся сехлин. – Он ничего полезного не сказал. Только подтвердил то, что мы и сами выяснили.

– Нет, это не всё. Позволь.

Под убедительным взором чародея Конор опустил топор и отодвинулся. Логнар подошёл к Мину, слегка скривив рот от боли в суставах.

– Я знаю сотни заклинаний, которые не убьют тебя. Но сделают очень, очень...

Сехлин поднял глаза.

– … очень больно, – закончил Логнар шёпотом.

– Катись к Собре2, чародей

Маг сложил пальцы в каком-то знаке:

– Гори.

Мину истошно завопил. И на эти крики, наверное, прибежала бы куча народу, если бы они заранее не перетащили сехлина из подвала в бараки. Он корчился от боли, выстанывая проклятия, но видимых повреждений, кроме тех, что нанёс Конор, Лета не заметила. Агония отпустила его, когда Логнар расслабил пальцы.

– Всегда знал, что ты умеешь развлекаться, – присвистнул Конор. – Давай заново, а я буду резать.

– Вот так ощущаются ожоги солнца, – произнёс Логнар, игнорируя северянина. – Вот, что вы должны чувствовать.

– Ты всё ещё думаешь, что это какие-то особые чары, – прохрипел Мину. – Нашей родиной когда-то был Рилналор, а богом – Илиас. Солнце нам не страшно.

– Но вы отвернулись от него, избрав путь во мраке. Там бы и оставались.

Мину харкнул в него, но Логнар успел увернуться и повторил знак. Тело сехлина затряслось в конвульсиях.

Лета никогда не любила смотреть, как кого пытают. И уж тем более принимать в этом участие. Но сейчас она ощущала истинное, извращённое удовольствие. Жаль, что эффект от него сохранится недолго. Ночью разум вновь принесёт ей кошмарные картинки с Арнингула.

– Убейте меня, но Империю вам не одолеть. Никогда! – выпалил вампир в перерывах между зарядами чародея и уставился на Конора. – Даже тебе, отродье Саггтара.

– Неужели? – усмехнулся Конор.

– Лэлех куда старше, чем ты думаешь, и куда сильнее, чем обычный некромант. Тебе потребуются годы, чтобы стать таким, как он.

– Мы тут с коллегами посовещались и решили, что мне надо стать вторым Эйнаром, а не сраным любителем трупов, – протянул Конор.

Мину захохотал и тут же захлебнулся кровью.

– Гнев Небес был великим королём, весь Недх содрогался при звуке его имени! – прочистив горло, выплюнул Мину. – Его сила перешла к тебе по ошибке, ты не сможешь ею овладеть.

– Волшебник, жги.

Маг шевельнул рукой, и в этот раз сехлина пронзила судорога, заставив его замереть на краткие мгновения, а затем заплясать на месте, дёргая окованными в цепи руками и вереща от боли.

– Это как яд, впрыснутый в вены. Нравятся ощущения? – холодно проговорил Логнар.

Лета переглянулась с Конором.

Такой кровожадности она от чародея не ожидала. Нет, она видела, каким он бывал безжалостным и свирепым в пылу сражения, но чтобы сейчас...

Арнингул посрывал со всех маски, обнажив всё самое злое, потаённое и наболевшее. В них всех кипела гремучая смесь опустошающей и яростной скорби, обрушевшейся уверенности в завтрашнем дне и... страх. Скользкий, ласкающий кожу холодным хвостом страх от увиденного.