Кисельные берега - Анна Осьмак

лыбясь одновременно и подобострастно, и насмешливо – как это у него получалось? – Так это… Боюсь неприятность с ней приключилась…

- Что?

- Приметил случайно её – масть-то светлая – поползла, бедняга, в кусты, скуля и стеная. То ли прибил кто ненароком, то ли сама съела чего-нить, ну, как у псин-то этих водится…

- Куда поползла?

- Да вон – извольте-ка… Видите тот ракитник? Нет-нет, не туда смотрите, добрая госпожа… Левее-левее! Видите?

- Да перестань пальцем своим тыкать! Чего тут увидишь впотьмах? Пошли, покажешь!

- Извольте, - охотно согласился толмач и посеменил рядом, услужливо подправляя размашистый ход «доброй госпожи» касаниями под локоток. – Сюда, сюда, ага… Так… Уже недалеко, вон за тем валуном… Подождите-ка… - он остановился у зарослей ракитника и огляделся, потом посвистел, прислушался, ожидая собачьего отзыва, не дождался и нырнул в кусты.

- Ну что там? – нетерпеливо окликнула провожатого встревоженная хозяйка потеряшки.

- Ага! – отозвались из чащи. – Нашёл! Туточки он, бедняга, совсем плох…

Кира ринулась напролом, не выбирая дороги, прямо по гибким прутьям лозы.

- Сырник! Где он?

- Здеся, - сказал толмач и, поплевав на ладони, удобнее перехватив приготовленную заранее дубинку, тюкнул легковерную девицу по темечку.

Глава 59

---------------------------------------

Очнулась Кира от холода – её била крупная дрожь. Попыталась свернуться в клубок для согрева, подтянуть одеяло – и обнаружила, что руки-ноги не слушаются. Стянуты жёсткой верёвкой. С трудом разлепила в темноту тяжёлые веки, двинула головой и задохнулась от пронзившей череп острой боли.

Что случилось?

Она поскребла связанными руками по сырой, холодной земле. Ещё раз осторожно открыла глаза и уставилась в чёрное, звёздное небо над переплетением ветвей, беззвучно роняющих на неё осенние листья.

- Сырник… - просипела она, проговаривая своё последнее воспоминание.

Да, Сырник. Акинфий велел идти его искать. Так и было. А толмач сказал, что видел его… где-то здесь… А потом… Что было потом?

- Эй! – позвала она нерешительно. – Кто-нибудь!.. Я здесь, помогите!..

Тишина ответила ей шорохом листьев и тихим шелестом речных волн.

Кира напрягла слух, стараясь различить людские голоса, плеск вёсел, поскрипывание такелажа, шаги – хоть что-нибудь!

Нет… Не может быть…

Сжав зубы и скуля сквозь них от дёргающей боли в голове, она перевернулась набок. Отдышавшись и переждав тошноту, принялась извиваться в попытке подняться: связанные за спиной руки этому мало способствовали, обмотанный верёвками кокон из юбок сделал из её ног бесполезный русалочий хвост, а больная голова, которую хозяйка пыталась привести в вертикальное положение, изо всех сил протестовала. Кое-как, с двадцатой попытки, подняться на колени всё же удалось. Чтобы, покачиваясь в этом неустойчивом положении, с отчаянием понять, что проделанные ею титанические усилия бессмысленны: шагать смотанными коленями оказалось совершенно невозможно.

Зарычав от разочарования и злости, она вновь повалилась на землю, теперь уже животом, и, извиваясь змеёй, попробовала ползти. Тут дело пошло успешнее, если можно так сказать: со скоростью пьяной гусеницы, исцарав лицо и превратив в лохмотья платье – зато знатно согревшись - Кира просочилась сквозь ракитник и высунула голову из кущей.

Чтобы с ужасом обозреть пустынную реку.

Даже запоздалого далёкого кормового огонька не мигнуло ей из мутного речного тумана.

Девушка уронила тяжёлую голову на траву и отрубилась. Сон это был или обморок? Она так и не поняла, очнувшись уже в сером молочном рассвете, дрожа от пробирающей до костей сырости так, что зубы лязгали. Над ней сидел Сырник и уныло, с рыдающе-визгливыми интонациями выл.

- Заткнись, придурок! – прохрипела Кира, с трудом ворочая пересохшим языком. – Я ещё жива!

Немного придя в себя и сосредоточившись на ближайшей насущной задаче, жертва человеческого коварства, уже привычно подтягивая вслед за плечами затёкшее тело, поползла к такой близкой и заманчиво плещущейся воде. Опустила в неё лицо, пытаясь напиться так, чтоб не захлебнуться. Потом устало перевалилась набок… Концы её длинных волос облизывал щекотный прибой, но Кире было всё равно: холод и пульсирующая боль в голове полностью завладели её существом. Она только вяло отметила, что Сырник перестал выть, топтаться над ней, поскуливая, и вновь куда-то исчез.

Поднималось солнце, пригревая по-осеннему, без энтузиазма, но туману и того оказалось довольно: он скукоживался, расползался по низинам и ямкам, поднимался над водой, превращаюсь в тонкий дымчатый покров… Потом и вовсе испарился. Тёплые лучи коснулись скрюченного на берегу тела, приласкали его, пожалели.

Пожалел и Сырник, возникнув из ниоткуда: обнюхал исцарапанное лицо, поскрипел над ним сочувственно и снова испарился.

«Чёртов обормот, - подумала Кира лениво, - были бы собаки такими, как в кино про них заливают – давно бы перекусил мне верёвки, обалдуй. Ему нетрудно, а мне бы не помешало…»

Она пригрелась под нежаркими лучами осеннего солнца и вновь погрузилась в сон, похожий на забытьё. А когда вновь открыла глаза, решила, у неё начались галлюцинации на почве сотрясения мозга.

- Сырник? – уточнила она у склонившейся над ней галлюцинации.

Галлюцинация озадаченно вздёрнула бровки, а Сырниковая морда возникла с другой стороны, заглянула ей в лицо и вывалила розовый язык, радостно разулыбавшись.

Ясно. Сырник отдельно, галлюцинация отдельно.

- Пожалуйста, - прошептала Кира на всякий случай (чем чёрт не шутит, вдруг всё же склонившийся над ней человек реален?) – помогите мне…

Лицо исчезло. После непродолжительно шебуршения за спиной Кира почувствовала, как руки её, давно не ощущаемые в качестве живой принадлежности тела, разомкнулись и бесчувственными плетями упали в траву. Таким же манером ей освободили ноги. Помогли сесть, оперев спиной на мшистый валун и принялись энергично растирать запястья, возобновляя кровоток в онемевших членах. Потом осмотрели голову, поцокали осуждающе, чего-то там поковыряли, помыли и приложили нечто восхитительно холодное. Должно быть, мокрую тряпку.

- Придержи, - велел ей нежный девичий голосок.

Кира послушно возложила руку на темечко. После этого с усилием подняла глаза на свою спасительницу.

- Спасибо, - выдавила она.

Тоненькая, миниатюрная девочка присела подле своей подопечной на корточки, заглянула ей в лицо с любопытством и некоторой долей настороженности. Похожа она была на фарфоровую куклу – белое, словно светящееся изнутри личико с нежными чертами лица, миндалевидные глаза и чёрные косы на холщовой рубашке.

- Твоя собака привела нас, - пояснила она, хоть Кира пояснений и не требовала. – Нашла