Париж - Эдвард Резерфорд

– Отлично. Мне он показался человеком, которому можно доверять.

– Абсолютно. Он порядочный человек. А еще он предлагает включить Мари и Марка в число участников небольшой образовательной поездки вроде той, что организовал де Синь.

– Ты против?

– Ничуть. Маловероятно, что де Синь присоединится к ним, а значит, мне нужен сопровождающий для Мари.

– А разве Марк не едет? В Версале же он был с ней.

– Там все было иначе. В то время ни де Синь, ни Фокс не догадывались о скандале. А теперь Фокс прекрасно осведомлен, и я полагаю, что и американец тоже. Какого они будут мнения о нашей семье, если я отправлю Мари с таким ненадежным спутником?

– А сама Мари имеет хоть какое-то представление о проблеме Марка?

– Конечно же нет. Даже Марк не расскажет ей о таком, я уверен.

– Разумеется, нет. – Элоиза вздохнула. – Почему, мой дорогой брат, люди нашего круга держат своих девушек в полном неведении о жизни вплоть до замужества? Тебе не кажется это абсурдным?

– Может быть. Но ты знаешь правила. Если я не воспитаю ее таким образом, она не найдет мужа. По крайней мере, такого, какой нам подошел бы. Она должна оставаться невинной.

– Разве только неведение обеспечивает невинность?

– Это никем не доказано, – устало ответил ей брат.

– То есть ты хочешь, чтобы я сопровождала ее?

– Ты согласна?

– Когда?

– Во второе воскресенье марта.

– А. В этот день я не могу. Ты знаешь, я все сделаю для Мари, но те выходные я обещала провести с друзьями в Шантийи.

– В таком случае придется поехать либо ее матери, либо мне.

– Но это не такая уж тяжкая обязанность. Поездка может оказаться приятной.

– Несомненно. Но я не желаю проводить целых полдня с Марком.

– Мой бедный Жюль, – сказала Элоиза. – Рано или поздно тебе придется его простить.

Брат не ответил ей.

Фрэнку Хэдли хорошо жилось в Париже. Каждое утро, как только светало, он приступал к работе: иногда рисовал, иногда писал или изучал теорию. К полудню он уже работал с кем-нибудь из художников в мастерской. Три дня в неделю после легкого обеда он проводил пару часов со студентом, который давал ему уроки французского. По вечерам он встречался с растущим кругом своих парижских друзей. Ему было трудно, но с первых же дней он стремился говорить только по-французски и читал как можно больше тоже на этом языке. В результате его французский быстро совершенствовался. Ближайшим другом американца оставался Марк Бланшар.

Пока между ними случилось лишь одно недоразумение.

– Это ты рассказал Фоксу о том, что стряслось с Коринной Пети? – спросил у него однажды Марк.

– Да. Когда мы ездили в Версаль. Я прошу прощения, Марк. Не знаю, что на меня нашло. Я идиот.

– Больше так не делай.

– Обещаю.

– Но так вышло, что ты оказал мне услугу. – И он рассказал Хэдли, что сделал Фокс.

– Зачем ему было так хлопотать?

– На мой взгляд, все достаточно просто. Одним махом он помог троим своим клиентам. Думаю, так он хочет убедить их доверять ему и как можно больше дел вести через его фирму. – Марк улыбнулся. – Что касается нашего секрета, то наверняка это ерунда по сравнению с тем, что Фокс знает о других своих клиентах. – (Хэдли согласно кивнул.) – Кстати, – продолжал Марк, – ни в коем случае не говори ничего Мари, хорошо?

– Конечно не скажу. Но ты не думаешь, что она все равно узнает?

– Нет, что ты. Разве американская девушка в подобных обстоятельствах узнала бы что-нибудь?

– Девушкам из респектабельных семей прививают строгую мораль. Но все же они имеют какое-то представление о том, что бывает в жизни.

– Если говорить о моих родителях, то они сделают все, чтобы Мари не услышала ни слова. Она будет совершенно невинна. – Марк ухмыльнулся. – Да ты не волнуйся, Хэдли. Я познакомлю тебя с толпой не столь респектабельных девушек.

Фрэнк Хэдли обдумал слова приятеля.

– Тогда объясни мне, – попросил он, – как соотносится поведение мадемуазель Ней со всей этой респектабельностью?

Иногда, признавался сам себе Марк, его личная жизнь становилась слишком запутанной. Женщины считают его привлекательным, говорил он себе, в этом вся проблема. Помимо двух моделей, жены банкира и, разумеется, Коринны Пети, у него имелось множество других любовниц.

Ортанс Ней, однако, отличалась от прочих.

Поначалу он вообще никак не мог понять, что она за человек. Она была не замужем, но держалась как взрослый независимый человек. Говорила Ортанс мало, но всегда вела себя очень уверенно. Когда он попросил ее сесть напротив окна и посмотреть на стену, чтобы он смог изучить ее и понять, как свет падает на ее лицо, она сидела неподвижно, без улыбки и без тени неловкости. Она была стройной, с бледным лицом. В первый ее визит к Марку на ней была длинная юбка и изящный жакет, застегнутый до самого горла, с небольшими буфами на плечах, модными в то время. Ансамбль довершала шляпка с пером. Все в ней было аккуратно, застегнуто, упорядочено.

Так что неудивительно, если Марку захотелось узнать, что скрывается под этим прохладным неприступным совершенством.

– Вы предполагали позировать для портрета сидя? – спросил он ее через некоторое время.

Она не повернула к нему головы, но плечи едва заметно шевельнулись.

– Наверное.

– Я хочу попросить вас, если вы не возражаете, подняться и на этот раз посмотреть в мою сторону. Если я начну ходить вокруг вас, не поворачивайтесь ко мне, а оставайтесь в той же позе. – И он действительно обошел ее несколько раз, а она стояла не шелохнувшись. – Если я попрошу вас постоять так час или два, вы сумеете это сделать? – спросил Марк.

– Да.

– Я поставлю рядом с вами стул, чтобы вы могли опереться. Я бы хотел, чтобы в следующий раз вы пришли в платье – таком, какое могли бы надеть вечером, открытое у шеи. Волосы, разумеется, должны быть причесаны так, как будто вы собираетесь куда-то на ужин. И принесите, пожалуйста, с собой веер.

– Как пожелаете, месье. Это все на сегодня?

– Да. Я сделал несколько быстрых набросков. Теперь мне нужно изучить их. – Он улыбнулся. – Очень тщательно. На это уйдет много часов.

– О… – На ее лице отразилось едва заметное удивление.

– Вам нужно всего лишь вернуться, – добавил он с любезной улыбкой, – тогда как я должен понять вас, то есть мне нужно многое узнать.

Эту фразу он произносил не впервые. Обычно она работала.

Она приходила на сеансы раз или два в неделю. Несмотря на неразговорчивость Ортанс, постепенно Марк обнаружил, что она много знает, бывала на всех выставках, посещала галереи. Смотрела пьесы и иногда слушала оперу, хотя музыка интересовала ее мало. Еще она принимала участие в благотворительных мероприятиях и даже была организатором одного или двух. Казалось, что она неплохо разбирается в юридической практике отца, и несколько ее кратких замечаний открыли Марку, что у нее острый нюх на возможность заработать деньги.