📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаПарижские мальчики в сталинской Москве - Сергей Беляков

Парижские мальчики в сталинской Москве - Сергей Беляков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 169
Перейти на страницу:

Отец Эммы, врач кремлевской больницы, отказался эвакуироваться. Он считал, что если немцы возьмут Москву, то начнется всеобщий хаос, развал и тогда евреям не поздоровится повсюду, где бы они ни оказались. Так что смысла бежать нет.

Грозило ли что-либо Муру, если б он в самом деле оказался на оккупированной территории? Вряд ли. Если бы немцам каким-то образом стало известно о его происхождении, Мур попал бы в категорию мишлингов[164] второй степени. К этой категории относились те, у кого один дед или бабушка были евреями, если сам мишлинг второй степени при этом не исповедовал иудаизм и не принадлежал к еврейской общине. Таких полукровок в евреи не записывали, в отличие от мишлингов первой степени[165], и даже могли причислить к арийцам. Так что Муру, скорее всего, не пришлось бы носить на своем парижском пиджаке звезду Давида.

К концу месяца уверенность Мура в скором падении Москвы начала колебаться. Если немцы в Химках или в Белых Столбах, то почему они еще не вошли в Москву? Бои где-то под Можайском и Волоколамском. В Москве и не слышно канонады.

Командующий группой армий “Центр” генерал-фельдмаршал фон Бок переоценил свои силы. Он решил взять Москву в гигантские клещи. Гудериан обходил Москву с юга, Гот – с севера. Но вместо концентрированного удара “кулаком” получился удар растопыренными пальцами. Немцам к концу октября удалось продавить Можайскую линию обороны, но красноармейцы и курсанты вывели из строя столько немецких танков, что 29 октября фон Боку пришлось остановить наступление на линии реки Нара. Немцы перегруппировывали силы, готовились к последнему натиску. Жуков с начальником Генерального штаба маршалом Шапошниковым укрепляли оборону, накапливали войска для контрнаступления. Благоприятный момент немцы упустили, и время работало против них.

“Железный пояс обороны” или “Оккупация по-мягкому”?

Мура пугала не столько перспектива немецкой оккупации, сколько возможное сражение за Москву. К этому сражению москвичей уже морально готовили. “Вечерняя Москва” выходила под лозунгами: “Стальной стеной встанем на защиту родной Москвы!” (20 октября); “Москвичи! Поклянемся до последнего дыхания защищать нашу любимую Москву!” (23 октября); “Сделать Москву неприступной крепостью!” (25 октября); “Создадим вокруг Москвы железный пояс обороны!” (27 октября).

Муру всё это крайне не нравилось: “Весь общий тон прессы – защита Москвы до последнего дома. Населению от этого сладко не придется. Дураки! Ведь главное – разбить немцев на подступах к Москве, не допустить к городу – а если они прорвутся, то глупо и не нужно защищать дома и улицы – это погубит город без цели. Не вижу, как мы будем жить при разбитых стеклах, без газа и электричества, без воды (когда будут разрушены МОГЭС, газзавод и водопровод)”.10981099

Если уж оккупация неизбежна, то пусть она будет хотя бы без лишней крови, лишних разрушений. В Муре будто проснулся сторонник маршала Петена времен оккупации Парижа в 1940 году. И, как настоящий петеновец, он надеется на капитуляцию без сопротивления. На “оккупацию по-мягкому”, без бомбежек, без обстрелов, без боев и без разрухи. Он был уверен, будто этого желает “всё московское население”.1100 И 16 октября “лучик надежды” блеснул. До Мура дошел слух, будто людей, явившихся в военкоматы, чтобы защищать Москву, отправили по домам. Но вскоре Мур понял, что советское командование настроено решительно и столицу без боя не сдаст.

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, 24 октября 1941 года:

Население призывается «бороться не только с вражеской пехотой, но и с танками». Чорта с два! С танками населению бороться! И вообще пытаются изобразить защиту Мадрида в 38–39-м гг. и “гражданскую”. Говорят о том, как «женщины будут подносить ящики с патронами бойцам, с оружием в руках» и т. п. Смутно напоминает (Мур переходит на французский. – С.Б.) “защиту Парижа” в 1870, коммуну…

Летом Мура раздражала Цветаева, боявшаяся, что немцы превратят город в развалины. Теперь и сам Мур боялся. Но все-таки он не был “насмерть” перепуган даже такой страшной перспективой. Скорее, разозлен призывами оборонять от врага “каждую улицу”. Прочитав в газете слова “каждый москвич должен стать солдатом”, Мур огрызается: “Чорта с два!”[166] Его кредо теперь таково: “Мне же на всё это решительно наплевать, лишь бы самому хорошо устроиться”.

На пути к Митьке

Мур бежал не только от бомбежек, от возможной мобилизации на рытье окопов, от всё еще вероятной немецкой оккупации. Мур ехал на встречу с единственным другом.

После смерти Цветаевой значение Мити Сеземана в жизни Мура выросло неизмеримо. В эпистолярном наследии Мура есть поразительный документ. Это письмо Георгия к Елизавете Яковлевне Эфрон от 11 сентября 1941 года, в котором он рассказывает тете Лиле о гибели Цветаевой в Елабуге и о своей жизни в Чистополе. А затем – Мур пишет о главном для него. Он даже подчеркивает эти фразы: “Лиля, разыщите Митьку. Всеми силами старайтесь узнать, где он. Узнайте, в Москве ли он, какой его адрес. Пошлите кого-нибудь из знакомых в ИФЛИ (в Сокольниках) – может, там знают, где он . Если он в Москве, передайте ему приложенное здесь к нему письмо. Если в Москве его нет, узнайте куда он уехал. Сделайте всё возможное, что в ваших силах, чтобы узнать где он, что с ним[167]. Он мой единственный друг. Теперь читайте внимательно[168]: как только узнаете, где он находится, немедленно шлите мне телеграмму, сообщающую, где он находится, что с ним, его адрес. Лиля, денег на это не жалейте: это единственное мое желание”.

Письмо дышит такой страстью, будто речь идет не о друге, а о потерянной возлюбленной. Однако Мур и Митя любовниками не были, их отношения никогда не переходили за рамки юношеской дружбы. Цветаеведы объясняют это письмо Мура его личными особенностями: неумением вести себя, завышенной самооценкой. Собственные желания он превращает в приказы и диктует эти приказы людям, которые вовсе не обязаны ему повиноваться. Допустим, это так, но чем все-таки объяснить сами желания? Может быть, всё очень просто: Митя остался для Мура единственным близким человеком. Единственным из тех, кто еще жив, кто еще на свободе. Аля в лагере. О Сергее Яковлевиче нет никаких известий. Правда, был еще Муля Гуревич, но их отношения все-таки другие. Гуревич гораздо старше Мура. Их интересы, их судьбы слишком сильно различались. А Митя был таким же, как Мур, русским французом. Соотечественником. Парижанином, на свое несчастие оказавшимся в сталинской Москве. Впрочем, к этому времени уже даже и не в Москве.

1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 169
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?