Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

тогда чуть не ломаюсь я.

Она доверяет мне.

– Тише, детка, – бормочу я.

Одной рукой я крепко держу ее за волосы, а другой скольжу по ее животу. Я нависаю над ней, рассматривая каждый изгиб и каждую деталь, составляющие лицо женщины, в которую я безумно влюблен.

Даже с округлившимися в панике глазами она – самое восхитительное создание, на которое я когда-либо смотрел.

Мои пальцы проводят по ее веснушчатой скуле, вниз по челюсти и к шее. У нее перехватывает дыхание, а пульс учащается. Я не могу не улыбнуться, довольный тем, какую реакцию я вызываю у нее каждый раз, когда прикасаюсь к ней.

Я спускаюсь пальцами к ее распахнутому халату, и следы укусов на ее сиськах теперь у меня на виду. В моей груди поднимается низкий гул, перерастающий в рычание, когда я распахиваю ее халат еще больше, пока он полностью не спадает на руки, обнажая ее кремовую плоть и эти розовые соски.

Они напрягаются на прохладном ветру, и мой рот наполняется желанием прикусить их.

– Моя маленькая, ничего не подозревающая мышка, проживающая каждую жизнь, не зная, что ее ждет. Не знающая, что я жажду тебя, наблюдая вдали, пока не дам о себе знать, – я провожу губами по ее ключицам и поднимаюсь по горлу к уху. – Веками. Мы оба носим разные лица и обитаем в разных телах. Но в нас одни и те же души, сталкивающиеся снова и снова, пока эта планета не разрушится, и нашим душам будет больше некуда идти.

Я удовлетворенно хмыкаю, наслаждаясь ее участившимся дыханием.

– Можешь себе такое представить? – нежно спрашиваю я.

Я щипаю ее сосок, и в моей груди вибрирует еще один низкий стон. Она вздрагивает от моего прикосновения, ее маленькие трусики отчаянно и сбивчиво трепещут.

– Можешь представить, каково это – быть любимой мною так долго?

Она сглатывает, ее глаза прикованы к воде за утесом, когда из ее губ вырывается дрожащий вздох.

– Ты знаешь, каково это – тонуть? Вот на что это похоже, – говорит она хрипло и нетвердо.

– Расскажи мне, детка. Каково это – тонуть?

– Это как первый глоток воздуха после пребывания под водой. Это одновременно и боль, и облегчение. Отчаяние и желание. Когда ты так долго был без кислорода, что этот первый вдох – единственное, что имеет смысл, и твое тело вбирает его без твоего разрешения.

– Разве это не самая изысканная боль, которую ты когда-либо ощущала? – я притягиваю ее голову ближе, сдерживая очередной вздох, который срывается с моих губ. – Ты моя, Аделин, – рычу я. – Мне все равно, переродимся мы или нет. Здесь и сейчас, это чертовски реально. И в этой жизни ты – моя.

Я отпускаю ее, и она, не теряя времени, прижимается к дому, ее руки хватаются за стену, словно я пошатнул ее мир, и она хватается за что-то, чтобы заземлиться.

Чувствую, как от меня исходит напряжение. Жужжание становится все громче, и я не уверен, нужно ли мне трахнуть Адди или пойти и прострелить кому-нибудь лицо.

– С тобой все в порядке? – тихо спрашивает она, чувствуя, как внутри меня бушует буря.

Я смотрю на нее, и кажется, что под моим взглядом она сжимается. Только когда я замечаю дрожь в ее руках, я понимаю, что просто молча смотрю на нее.

– Проклятье, – произношу я, небрежно проводя рукой по лицу. Шрамы на нем служат лишь напоминанием. – Прости, мышка. Я получил дерьмовые новости сегодня утром. Я продолжаю получать дерьмовые новости.

Она хмурится, между ее бровями образуется складка.

Она прочищает горло, запахивает халат и осторожно подходит ко мне, снова возится с поясом.

Храбрая девочка.

Ее неловкость почти заставляет меня улыбнуться, но я чувствую себя слишком пустым, чтобы делать что-либо еще, кроме как смотреть.

– Хочешь поговорить об этом? – наконец спрашивает она, поднимая на меня взгляд, прежде чем потянуться за кофе.

– А ты хочешь послушать? – отвечаю я, приподнимая бровь.

На ее щеках появляется яркий румянец, однако она поднимает глаза и не отводит взгляд.

– Да.

На этот раз отворачиваюсь я.

– Для этого нужно слушать о том, чем я зарабатываю на жизнь. То есть убиваю людей.

Она с дрожью вздыхает, но вместо того, чтобы отступить, как я ожидал, она кивает.

– Ладно.

Это единственное слово, состоящее всего из пяти букв, значит для меня куда больше, чем она может себе представить.

– Тебе не понравится то, что ты услышишь, – возражаю я, и впервые мне кажется, что я ищу предлог, чтобы не рассказывать ей. Я всегда был с ней откровенен, но сейчас не чувствую, что смогу выдержать ее злобный отказ.

– Может быть, – соглашается она. – Но ты уже говорил, что спасаешь женщин и детей. Разве это не правда?

Я пригвождаю ее взглядом, показывая, насколько я серьезен.

– Это в самом деле то, что я делаю. Все, что я тебе рассказывал, – чистейшая правда. Просто я не вдавался в подробности о том, что я делаю, когда ловлю негодяев.

– Пытаешь их, – легко догадывается она. Эти четыре политика рассказали ей правду.

Она делает паузу, буравя меня своими карамельными глазами. Она рассеянно жует губу и, похоже, что-то обдумывает. Что бы она ни решила для себя, она слегка кивает головой.

И мне очень любопытно узнать, что происходит в ее головке.

– Расскажи мне, – говорит она твердым и непреклонным тоном. – Я хочу знать все… о тебе.

Она заканчивает свое предложение, наморщив нос, как будто считает, что никогда бы не произнесла этих слов. Это вызывает на моем лице небольшую ухмылку.

– Ты имеешь в виду, кроме того, каково это – ощущать мой член во всех своих дырочках?

Она усмехается, и на ее щеках появляется румянец.

– Не во всех, – ехидничает она.

– Это пока что, – обещаю я.

Я еще не брал ее задницу, но я собираюсь это сделать. Скоро.

– Зейд, сосредоточься, – шипит она.

Но ее сжатые бедра и округленные глаза не остаются для меня незамеченными.

Я отвожу взгляд в сторону и смотрю на залив, сосредоточившись на чем-то обыденном, несмотря на то, как прекрасна вода, искрящаяся под лучами солнца.

Когда рядом Адди, все становится обыденным.

К обрыву ведет небольшая чаща деревьев, кривые ветви которых уже остались без листьев и тянутся к небу, словно умоляя о новой жизни. Они умирают, и это имитирует то, что я сейчас чувствую внутри.

– Я выбираю конкретных людей. Политиков. Знаменитостей. Бизнесменов. Людей, обладающих властью или деньгами. И даже тех, кто стоит ниже всех в иерархии и готов на все, чтобы выжить. В конце концов, не