Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

и не настаивает.

– Ну, как бы там ни было, я не могу винить тебя за то, что ты не смогла устоять перед ним, – она сверкает зубастой улыбкой. – Он в самом деле секси, а тебе действительно нужно было потрахаться.

Я хватаю какой-то случайный конверт, лежащий на столе, и бросаю в нее.

Она смеется, уворачиваясь.

– Ага, член, – бормочу я, усиливая ее смех.

Я не собираюсь признаваться ей в том, что секс с Зейдом – это нечто гораздо большее, чем просто потрахаться. Не просто невероятно страстный секс, а то, что меняет меня саму. Из Дома Зеркал я вышла совершенно другим человеком. И после прошлой ночи я не думаю, что когда-нибудь смогу вернуться к той Аделин Рейли, которой я была до Зейда.

– Слышала что-нибудь от Макса? – спрашиваю я, и этот простой вопрос стирает всю нашу беззаботность.

Дайя пожимает плечами.

– Вообще-то нет. С тех пор как мы видели его в том ресторане, я ничего о нем не слышала. И о близнецах тоже.

Я киваю.

– Зейд несколько раз намекал, что с ними разобрались, но я не уверена, что именно это значит. Я даже и не подумала спросить, мои мысли были заняты остальным. Думаешь, они мертвы?

Она жует губу и пожимает плечами, выглядя немного неловко. Ее лучшая подруга и серийный убийца… Понятия не имею, кем я могу его считать. Парнем? Любовником? Фу, мерзость. Пусть меня покарает Господь, если я когда-нибудь начну называть мужчин своими любовниками.

Кем бы он ни приходился мне, он сумасшедший.

Но, думаю, ей виднее, на что он способен, ведь он ее босс. Уверена, она в курсе самых мельчайших подробностей спасительных операций Зейда.

– Не думаю, что это так, но я проверю. В любом случае, они оставили нас в покое, и я этому рада.

Согласно киваю. Не могу сказать, что у меня тоже есть какие-нибудь жалобы.

Дайя тянется к кофейнику, когда натыкается взглядом на конверт, который я бросила в нее.

Прервавшись, она поднимает его с пола и кладет на столешницу. Тогда-то я и замечаю, что это – весьма странный конверт. Он чертовски толстый, как если бы был доверху набит бумагами или чем-то подобным.

В замешательстве опустив брови, я протягиваю руку и беру его. Увидев выражение моего лица, Дайя переключает свое внимание на меня.

– Что это?

Мой адрес написан от руки, однако обратного адреса на конверте нет.

– Не знаю, – бормочу я, разглядывая конверт, словно бомбу. Не могу точно объяснить это чувство, но в глубине моего живота зарождается тревога.

Я осторожно открываю его, достаю толстую пачку бумаг и выкладываю их на стол. Вот только это не просто бумага. Это десятки фотографий, а также какая-то старая записка.

Мы с Дайей переглядываемся, наши глаза выражают взаимное смятение и трепет.

В первую очередь я просматриваю фотографии, сразу же узнав на них более молодую версию Джиджи. На большинстве из них ее улыбающиеся красные губы обращены ко мне, и на всех фотографиях присутствует один и тот же мужчина.

– Кто это? – бормочу я, не ожидая никакого конкретного ответа на свой вопрос.

Этого человека я не узнаю. Его нет ни на одной из фотографий, которые висели на стенах, когда я сюда переехала.

Как только я закончила ремонт, я решила убрать их все. Решила, что они уже и так достаточно осудили меня после фиаско с Грейсоном.

В том коридоре прошлой ночью меня трахал Зейд – это было самое дальнее, куда мы смогли добраться, прежде чем он прижал меня к стене и взял сзади. Когда мы с ним утром вышли из спальни, то обнаружили, что я оставила следы ногтей на краске. Та стена была моей единственной опорой, пока его рука крепко держала мои волосы, выгибая мое тело, а он трахал меня до беспамятства. После оргазма я рухнула на пол там же, и он продолжил трахать меня на ковре, прямо посреди коридора.

Я никогда больше не посмотрю на это место или стену как раньше.

Так что я могу только представить, насколько осуждающими были бы их застывшие глаза после того, как они не только стали бы свидетелями, как их потомка на этот раз действительно поимели, да и еще это был никто иной, как ее преследователь.

Слава богу, я их сняла.

– На обороте что-нибудь есть? – спрашивает Дайя, переворачивая несколько фотографий сама, чтобы проверить. Я переворачиваю свою и вижу подписанную дату.

«8 января 1944 года».

За несколько месяцев до того, как Джиджи начала писать о своем преследователе.

На фотографии Джиджи улыбается на камеру, ее волосы уложены в локоны, которые можно увидеть только в 40-х годах. Ее приобнимает незнакомый мужчина рядом с легкой ухмылкой на лице. Что-то в нем кажется мне знакомым, но я не могу понять что.

– Здесь нет имен, – замечаю я, переворачивая еще несколько фотографий. На всех указаны даты, но ни одна из них не раскрывает личность мужчины.

Мы раскладываем фотографии в хронологическом порядке. Последняя была сделана за две недели до ее смерти.

На ней Джиджи кажется сжатой, сгорбленной и маленькой, держа в руках бокал с вином. Ее улыбка натянута, а загадочный мужчина рядом с ней смотрит на нее, нахмурив брови. Тогда она уже боялась за свою жизнь.

Но кого – мужчину с фотографий или кого-то другого?

Я беру в руки старое письмо. Оно адресовано Джиджи.

Моя Женевьева,

Мне больно писать это письмо. Я сижу и горюю. О том, что могло бы быть. О том, что еще возможно, но что ты отказываешься увидеть.

Я любил тебя с того самого момента, как впервые увидел, Женевьева. Я любил тебя, хотя ты и вышла замуж за другого. И теперь, когда я знаю, что ты отдалась другому мужчине – мужчине, который не я, – моя любовь к тебе все еще не угасла.

Я так долго ждал тебя, а теперь между нами встал еще один. Помешавший мне сделать тебя своей.

Почему ты так упорно продолжаешь поступать со мной? С нами?

Это мучает меня. Не дает мне спать по ночам. Единственное, о чем я могу думать, это вычеркнуть тебя из своей жизни, чтобы положить конец этим страданиям. Навсегда.

С искренними чувствами,

Твоя истинная любовь

– Что за хрень я только что прочитала? – спрашиваю я напряженным шепотом.

Дайя читает через мое плечо, и когда я оглядываюсь на нее, ее широко раскрытые глаза смотрят на меня с