Никогда_не... - Таня Танич

— Слу-ушай! — внезапно делая большие глаза, несколько секунд Вэл сморит на меня, полностью проникая в смысл сказанного. — Так ты думаешь, ее могли до этого довести?

— Не думаю, Вэл. Уверена. Вот только эта моя уверенность строится на одних догадках, а доказательств пока — полный ноль, — делаю над собой усилие, чтобы в голове не зазвучала фраза, произнесённая голосом Артура: «Предчувствия нутром — не доказательство, Полин». Хотя… нет. Уже зазвучала ведь.

Снова стараюсь сосредоточиться на разговоре, подавляя в себе желание взять бутылку вина и выпить ее залпом. Недолго же длился эффект неприятия алкоголя, ещё пара мыслей об Артуре и спиртное у меня надо будет насильно отбирать. На секунду прикрываю глаза, концентрируюсь на настоящем и слышу, как Вэл продолжает свои размышления:

— А, собственно, почему нет… Почему нет, Полина? Раз она такой разгуляй устраивала, а все только ржали, снимали и требовали больше хайпа… Это же закономерно! Когда толпа вызывает актера на бис, раз за разом, он с лёгкостью умрет ради оваций. Ну-ка покажи! Покажи мне ее страничку, я тебе сейчас все скажу. Мой взгляд просветит эту тайну как мощный рентген!

Согласно киваю и, пряча улыбку из-за все более возрастающей патетичности его речей, несмотря на то, что темы мы тут обсуждаем не самые весёлые, захожу в сохранённые закладки и вывожу на экран страничку Виолы.

Всё же, как хорошо, что у меня появился такой помощник как Вэл. Пусть повод, из-за которого он приехал, был не самым лучшим — но, пока он приводит себя в порядок после неудачного полета и мы оба здесь, я могу открыто обсуждать с ним то, с чем осталась один на один. Краем уха слышу, как иронично дизайнер отпускает комментарии по поводу моего нового интернет-воплощения, заявляя, что теперь будет называть меня только Сэмкой, в отместку за то, что в начале знакомства я звала его Валькой — и снова благодарно улыбаюсь ему за то, что тормошит и не даёт зависнуть в негативе и страдашках.

— Так, все, Полина! — прикрикивает на меня Вэл, перетягивая макбук себе на колени. — Давай, соберись! Мы тут серьёзными делами занимаемся! Так-так… — уже тише повторяет он, ожидая, пока страничка Виолы прогрузится с мобильного интернета. И, спустя минуту, добавляет: — Вот, значит, она. Вот она какая…

В этот раз коменты под последней записью Виолы не оказывают на меня такого впечатления, как в первы раз, и я, смирившись с тем, что по любому поводу — радостному или трагичному, — народ все равно разведёт срач, пробегаю их взглядом довольно отстранённо.

Эту часть ее аккаунта я уже разобрала, и теперь мне интересно, какое впечатление она произведёт на дизайнера. Истерика в коментах продолжается, соболезнования и стихи в поступают с завидной регулярностью, многие начали рассказывать Виоле, какая без неё тут стоит погода, в каких магазинах скидки, успевая при этом переругиваться между собой из-за того, кто говорит глупости, а кто нет, и по другим менее значительным поводам. В общем, обычная вакханалия, которую в интернете почему-то принято называть небезразличием и сопереживанием.

Вэла, в отличие от меня, впервые увидевшей этот посмертный чат, сам характер дискуссии мало трогает.

— И что? — не выдерживаю я. — Как тебе сочувствие от друзей?

— Да ничего нового, Полина, — автоматически отвечает Вэл, продолжая листать вниз и лишь время от времени иронически приподнимая бровь в ответ на самые безвкусно сделанные коллажи. — А ты расстраиваешься? — внимательнее приглядываюсь ко мне, переспрашивает он. — Да брось! Что ты как первый день в интернете! Тут всегда было полно долбоебов. Пока есть долбоебы — есть интернет. Так что забей… — уверенно добавляет он, продолжая смотреть и сканировать, сканировать и смотреть.

От взгляда, который друг вперил в экран, мне становится немного не по себе — похоже, он не привирал, когда говорил про рентген. Я и раньше видела его в таком состоянии — когда глазами он, казалось, разрезал пространство, переставляя его как части паззла, а потом подчинял этой картине окружающую реальность, кроя ее так же размашисто и смело, как опытная швея кроит материю.

— Так… Здесь мне все понятно, надо назад. Как сразу пролистать назад, на самое начало, Полина? Чтоб не постранично, а сразу. Мне надо видеть все сразу и быстро, — говорит он тоном доктора Хауса, готового явить чудо диагностики. Я помню, что Вэлу жизненно необходимо играть какую-то роль, и уже подкалываю его из-за этого. Выводы, которые он сделает, очень важны для меня — кроме того, мне и самой не мешало бы, наконец-то восстановить хронологию произошедшего не со слов очевидцев, а из тех записей, которые делала она сама.

Подвигаясь к дизайнеру, поворачиваю макбук наполовину к себе и нахожу в настройках аккаунта самую первую страницу.

Мы с Вэлом переходим к самому началу истории Виолы.

Ох, и тяжело же нам будет двигаться с этой точки, тут же замечаю про себя я. С самой первой страницы на нас смотрит семилетняя Виола — в ободке из ярких резинок, выгоревшие добела волосы собраны в прическу-дракончик, на лице — широченная полубеззубая улыбка. Она только закончила сад и идёт в первый класс. И записи под фото делает кто-то из взрослых.

Ловлю себя на том, что стараюсь подавить шумный вдох — от волнения и какой-то щемящей тоски в сердце. Как там сказал Артур, побывав в школе, на месте трагедии? Черт с ним, мирюсь с тем, что так и буду вспоминать о нем, несмотря на все внутренние убеждения. Не это сейчас главное.

«Как же глупо все вышло, Полина. Как глупо»

Действительно, глупо, нелепо и очень обидно.

— Самая красивая девочка идёт в школу… Принцесса-Осень, — негромко читает Вэл подпись под фото. — Это мать ее, что ли, коментит?

— Думаю да, — спустившись по страничке вниз, делаю такой же вывод, очень быстро находя семейное фото — Виола с огромным букетом цветов и молодая женщина с такими же блондинистыми волосами, соответствующая всем представлениям о «шикарной» красоте в нашем городе. Взбитые, вьющиеся на ветру крупные локоны, густо накрашенные глаза, яркая помада, выходящая за границы губ, видимо, для того, чтобы сделать их соблазнительнее и пухлее, и как завершающий аккорд — кружевная чёрная блуза, сделанная в форме корсета, подчеркивающая сочную и аппетитную фигуру женщины.

Вот только мой взгляд помимо воли ползёт от вывески «Здравствуй, школа!», от огромного букета и от широкой улыбки ее дочери к зоне декольте, для большего внимания к которой, между грудей дамы поблескивает огромный искусственный камень на толстой цепочке.

Местная королева красоты с маленькой наследницей, делаю вывод я и тут же отвлекаюсь на язвительное замечание дизайнера:

— Отлично! Сиськи на обозрение — это, конечно же, то, чего не хватает любому детскому празднику!

— Прекрати, Вэл, — толкаю его в бок я. — Не сбивай меня своими шпильками. Можно подумать, у вас в школе таких мамаш не было.

— Да нет, как раз были. Мы называли их «Ебите меня, пожалуйста». Они в таком виде и в пир, и в мир, и добрые люди, и на родительские собрания, потому что вечно ищут себе то ли спонсора, то ли любовника. Но это были девяностые, Полина! В девяностые люди леопардовые лосины носили и золотые кресты на цепях, которыми можно было грохнуть! Двадцать лет прошло с тех пор, но для кого-то, я посмотрю, время остановилось.