Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

для себя», писал о своих «желаниях» Шкловский, он бы видел «поездку полпредом в Швейцарию».

Сталин информирует Ленина, что Шкловский «просит устроить его в Швейцарии… У нас нет в Швейцарии торгового представительства, есть только Красный Крест, но я не знаю, захочет ли Шкловский (или удобно ли ему, как немедику) служить в Кресте. Это нужно выяснить…»[65].

Я столь много внимания уделил Шкловскому затем, чтобы показать, что большевистская протекция ничем не хуже и не лучше любой другой. Со временем это станет нормой в высшем партийном аппарате. Ленин частенько писал «записочки» с просьбами оказать «содействие», «помощь», «поддержку» людям, которые когда‐либо делали ему одолжение. В последующем практика назначения людей на ответственные посты (впрочем, таково положение и сейчас) в государстве и партии решающим образом зависела от желания и воли партийного руководителя. Сталин, подыскивая в голодное время по указанию Ленина теплое местечко в Швейцарии человеку, бывшему нужным в свое время Ленину, видел в этом «иерархическую справедливость». Воля вождя – превыше всего. Когда он унаследует после Ленина место «первого лица» в государстве и партии, то свою волю превратит в символ большевистской «законности» и «справедливости».

Ленин всей своей деятельностью научил Сталина беспощадности, непримиримости, хитрости, целеустремленности, умению «работать с кадрами». Сталин оказался очень способным учеником. Он раньше других понял, что Ленин обречен, раньше других осознал, что мертвый, но канонизированный вождь будет ему более нужен, чем живой, но беспомощный. Еще в 1920 году, в годовщину пятидесятилетия Ленина, Сталин писал, что с «наступлением революционной эпохи, когда от вождей требуются революционно‐практические лозунги, теоретики сходят со сцены, уступая место новым людям»[66]. Сталин далее привел примеры «сошедших» – Плеханова, Каутского, еще не зная, что совсем скоро в числе «новых людей», новых вождей окажется именно он, неприметный большевик Джугашвили. Ибо Сталин еще при Ленине писал, что «удержаться на посту вождя пролетарской революции и пролетарской партии» могут лишь люди, сочетающие «в себе теоретическую мощь с практически‐организационным опытом…»[67].

Общение с Лениным наполняло «чудесного грузина» ленинской уверенностью, безапелляционностью, решительностью, грубой непримиримостью. Разве Сталин мог забыть, как однажды в феврале 1922 года Ленин прислал ему и Каменеву записку по поводу бюджета партии, полную грязных выражений. Предлагая тщательнее подбирать финансовых специалистов, Ленин пишет, что «всегда успеем взять говно в эксперты: сначала попытаемся выделить нечто путное». Вождь требует «подтягивать шваль и сволочь, не желающих представлять отчеты… Приучите этих говняков серьезно отвечать и давать полные точные цифры…»[68] и дальше в этом же духе.

Хотя Сталин лично познакомился с Лениным на Таммерфорсской конференции РСДРП в декабре 1905 года, близких связей до революции между этими людьми не было. Еще в 1915 году Ленин толком не знал даже фамилии грядущего «выдающегося» вождя. В ноябре того же года он пишет Карпинскому: «Большая просьба: узнайте (от Степко или Михи[13] и т. п.) фамилию Кобы (Иосиф Дж…?? мы забыли). Очень важно!!»[69] Но с того дня, когда Сталин вместе с другими большевиками встретил Ленина 3 апреля 1917 года на станции Белоостров, до самой смерти вождя это был человек весьма ему близкий, особенно после октябрьского переворота. Хотя Каменев и Зиновьев в личном плане Ленину всегда были ближе.

В самом октябрьском перевороте Сталин как‐то затерялся. Документы, хроника, воспоминания (не путать с многочисленными фальсификациями сталинского периода) не могут «сказать» ничего вразумительного о роли Кобы в те драматические дни. Однако, войдя по предложению Ленина 26 октября в состав первого советского правительства в качестве наркома по делам национальностей, Сталин окончательно всплыл на поверхность. Правда, во время брест‐литовских переговоров Сталин чувствовал себя неуверенно и, как часто с ним бывало и впредь, пытался занимать центристскую позицию. Так, 23 февраля 1918 года, когда ультиматум Германии обсуждался на заседании ЦК РСДРП, Сталин попытался занять «промежуточное» положение, предлагая продолжать переговоры, но «мира можно не подписывать». Известна ленинская реплика по этому поводу:

– Сталин не прав, когда он говорит, что можно не подписывать… Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор Советской власти через три недели…[70]

Почувствовав, что дал маху, Сталин в дальнейшем лишь следил, чтобы вовремя солидаризироваться с позицией Председателя Совнаркома.

Зарекомендовав себя как ревностный исполнитель ленинских поручений в годы Гражданской войны, Сталин по предложению Ленина был избран после VIII съезда партии в состав Политбюро и оргбюро Центрального Комитета.

Ленин явно благоволит Сталину. Это проявляется во многих отношениях: лидер большевиков лично следит за предоставлением Сталину квартиры в Кремле, проверяет, получает ли нарком кремлевский паек, и одному из первых (после Троцкого) выдает 15 октября 1920 года следующее удостоверение:

«Сим удостоверяю, что тов. Сталин, член ЦК РКП, член Совета Труда и Обороны, член Революционного Военного Совета Республики, имеет право пользоваться специальным поездом.

Председатель Совета Труда и Обороны

В. Ульянов (Ленин)»[71].

Не отдельным специальным вагоном, а поездом…

К должности наркома по делам национальностей он добавил еще одну: нарком Государственного контроля. Отныне «чудесный грузин» входил во все мыслимые высшие органы, став к тому же 3 апреля 1922 года первым Генеральным секретарем ЦК. Хотя предложил его на пленарном заседании ЦК Каменев, нет сомнений в том, что вначале эта кандидатура была «обговорена» с Лениным. Правда, «двойным» наркомом Сталин был номинально. Его перегруженность фронтовыми делами и поручениями Ленина не дала возможности Сталину проявить себя на этих постах. В своем письме к А.А. Иоффе Ленин отмечает, что «судьба не дала ему (т. е. Сталину. – Д.В.) ни разу за три с половиной года быть ни наркомом РКИ, ни наркомом национальностей. Это факт»[72].

Сталин, став Генеральным секретарем, благодаря новой должности был обязан установить с Лениным еще более тесные контакты. Генсек часто бывает у Ленина, информирует его о положении в руководстве, испрашивает советы, регулирует доступ к Ленину наркомов и партийных деятелей. Иногда этот порядок определяет сам Ленин:

«т. Сталин!.. Прошу позвать ко мне на свиданье на полчаса (либо в 12 часов, либо в 5)

Красина

Рыкова

Каменева. Порядок пусть определят сами.

Владимирова

Смилга

О каждом свиданьи надо извещать (утром в день свиданья) через Енукидзе, докторов. Черкните ответ.

16. VIII.1922.

С к. пр. Ленин»[73].

Анализируя переписку Ленина и Сталина, их взаимоотношения до конца 1922 года, следует сказать, что будущий «наследник» был весьма близок к лидеру партии. Только с конца мая по начало октября (эти четыре месяца Ленин безвыездно находился в Горках) Сталин посетил вождя 12 раз! Более, чем кто‐либо другой. Поэтому выглядят вполне правдоподобными утверждения М.И. Ульяновой, написавшей в президиум Объединенного Пленума ЦК и ЦКК РКП(б) 26 июля 1926 года о том, что