Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

года Председатель Совнаркома дал членам Совета Обороны следующие инструкции:

«1. Наличный хлебный паек уменьшить для неработающих по транспорту: увеличить для работающих. Пусть погибнут еще тысячи, но страна будет спасена…»[40]

Переписка Ленина и Троцкого весьма характерна своей беспощадной решимостью, которая была присуща этим вождям революции.

По прямому проводу:

«Москва, Кремль, Предсовнаркома Ленину.

…Согласен на поездку Сталина с полномочиями партии и Реввоенсовета Республики для восстановления порядка, очищения комиссарского состава, строгой кары виновных…

Предреввоенсовета Троцкий»[41].

«Москва Наркомздрав, копия Председателю Совета Обороны Ленину.

На фронте нет белья, мыла, бань. Вшивость принимает огромные размеры, что придает брюшному тифу эпидемический характер. Необходимо двинуть на фронт белье, мыло, бани.

Предреввоенсовета Троцкий»[42].

Порой в своих посланиях с фронта Троцкий возражал Ленину.

«Предсовобороны Ленину.

На № 341 отвечаю. Дело сейчас не в настроениях украинских коммунистов, а в снабжении украинской армии, о чем я в свое время телеграфировал из Украины. Ни агитации, ни репрессии не могут сделать боеспособной босую, раздетую, голодную, вшивую армию…»[43]

Как видит читатель, Троцкий вел себя в своих отношениях с Лениным с достоинством, которое обычно присуще людям, знающим себе цену. Революция, ее катаклизмы в форме гражданской войны были родной стихией Троцкого. Здесь он был просто незаменимым для Ленина. Троцкого как соратника Ленина отличала еще одна черта – он не боялся брать на себя историческую ответственность за шаги и действия, которые могли иметь далекоидущие последствия. Достаточно вспомнить, как он поступил в последний день переговоров в Брест‐Литовске. Он вышел за рамки ленинских инструкций и, как ему казалось, принял единственно верное решение, поставив на первых порах в тупик и Берлин, и Петроград. Стоит привести текст той телеграммы:

«Петроград. Председателю Совнаркома Ленину.

Переговоры закончились. Сегодня после окончательного выяснения неприемлемости австро‐германских условий наша делегация заявила, что выходит из империалистической войны, демобилизует свою армию и отказывается подписать аннексионистский договор.

Согласно сделанному заявлению издайте немедленно приказ о прекращении войны с Германией, Австро‐Венгрией, Турцией и Болгарией и о демобилизации на всех фронтах.

Нарком Троцкий»[44].

Ленину импонировала безоглядная убежденность Троцкого в неизбежном пришествии мировой пролетарской революции. Вождь большевиков разделял эту убежденность, но после двух лет Гражданской войны стал более сдержан в оценках ее перспектив. Но и Ленин, и Троцкий были едины в том, что, поскольку «с ходу» зажечь мировой костер не удалось, нужно делать это постепенно, основательно, наверняка. Эта «постепенность» выразилась в создании по всему миру родственных РКП коммунистических партий, налаживании нелегальной агентурной работы в капиталистических странах, инициировании рабочего движения, национально‐освободительных восстаний. От штурма мировой твердыни нужно было перейти к осаде. Длилась эта осада семь десятилетий, временами заставляя осажденных переживать весьма неприятные минуты. И Ленин, и Троцкий – исторические носители зла, ибо их дело, если бы оно (представим на минуту) победило в мировом масштабе, означало бы образование некоей глобальной казарменной коммуны, что было равносильно космическому поражению землян.

Немного было на Земле людей, которые обладали планетарными масштабами своего влияния (лишь некоторые завоеватели, великие идейные проповедники, высокие отцы церкви). Среди них, безусловно, были Ленин и Троцкий. Это были люди фанатичной веры. За полгода до своей трагической смерти Троцкий напишет в «Завещании»: «Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее»[45]. Троцкий до последних своих дней верил в Великую Утопию – мировую коммунистическую революцию.

Как бы чувствуя приближение собственной гибели, Троцкий в последний год своей жизни ведет яростную пропагандистскую войну со Сталиным. В своем манифесте‐письме советским рабочим «Вас обманывают!» изгнанник пишет: «Цель Четвертого Интернационала – распространить Октябрьскую революцию на весь мир и в то же время возродить СССР, очистив его от паразитической бюрократии. Достигнуть этого можно только путем восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов…»[46]

Троцкий был фанатиком планетарного пожара, который, однако, большевикам разжечь не удалось.

Ленин и Троцкий. Это были два лидера, очень разные, неординарные, но нашедшие общее поле приложения своих усилий: ристалище революции. Оба верили, что только сила и решительность могут ее, революцию, спасти. Оба знали и сильные и слабые стороны друг друга. Они смогли на время сотрудничества в годы революции и гражданской войны вынести за «скобки» своей жизни былые разногласия. Оба заблуждались в главном: они верили, что та диктатура, которую они создали, может принести счастье людям. Ленин видел опасность для власти в ослаблении пролетарского начала; Троцкий – в Сталине и в том, что он олицетворяет. Но оба не поняли, что опасность и власти, и им самим, и будущему представляла сама Система, архитекторами которой они были.

Приведу один пространный фрагмент из дневников Троцкого, который говорит, по‐моему, много о том духовном цементе, который их соединял.

«…Когда я в первый раз собирался на фронт между падением Симбирска и Казани, Ленин был мрачно настроен. «Русский человек добер», «русский человек рохля, тютя», «у нас каша, а не диктатура…». Я говорил ему: «В основу частей положить крепкие революционные ядра, которые поддержат железную дисциплину изнутри; создать надежные заградительные отряды, которые будут действовать извне заодно с внутренним революционным ядром частей, не останавливаясь перед расстрелом бегущих; обеспечить компетентное командование, поставить над спецом комиссара с револьвером, учредить военно‐революционные трибуналы и орден за личное мужество в бою».

Ленин отвечал примерно: «Все верно, абсолютно верно, – но времени слишком мало; если повести дело круто (что абсолютно необходимо), – собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают. Конечно, революция закаливает, но временами слишком мало…» Когда Ленин убедился из бесед, что я верю в успех, он всецело поддержал мою поездку, хлопотал, заботился, спрашивал десять раз на день по телефону, как идет подготовка, не взять ли в поезд самолет и пр».

…Когда Троцкий после успехов под Казанью вернулся и рассказал в Горках о первых победах на фронтах, Ленин «с жадностью слушал про фронт и вздыхал с удовлетворением, почти блаженно:

– Партия, игра выиграна, раз сумели навести порядок в армии, значит, и везде наведем. А революция с порядком будет непобедима»[47].

Ленин и Троцкий не были «рохлями» и «тютями». Они были единомышленниками в отношении того, что лишь террор, неограниченное насилие могут спасти власть большевиков. Выступая 12 января 1920 года на заседании коммунистической фракции ВЦСПС с речью (в ней много говорится о терроре, и, естественно, она не вошла в «Полное» собрание сочинений), Ленин заявил: «…Троцкий вводил смертную казнь (что) мы будем одобрять…»[48]

Это были единомышленники в главном большевистском принципе: революция плюс