История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер

самой Вильне расквартирована императорская гвардия с резервами (24 тысячи вместе с тяжелой кавалерией генерала Корфа); что перед французами, несколько правее дороги в Вильну, разбросаны другие войска неизвестной численности, но не менее сильные, чем уже перечисленные подразделения. То были корпус Тучкова в Новых Троках (19 тысяч), корпус Шувалова в Олькениках (14 тысяч), и наконец, на крайнем правом фланге, корпус Дохтурова в Лиде (20 тысяч), связанный с армией князя Багратиона 8 тысячами казаков Платова. Расстановка 130 тысяч Барклая-де-Толли была известна не слишком точно, но расположение полукольцом вокруг Вильны, с численным перевесом на французском левом фланге и перед французами и с меньшими силами на правом фланге, распознавалось настолько ясно, что Наполеон мог приказать армии выдвигаться на Вильну, достаточно хорошо понимая положение.

Маршал Макдональд на крайнем левом фланге без затруднений перешел через Неман в Тильзите. Он располагал 11 тысячами поляков, 17 тысячами пруссаков и получил приказ выдвигаться на Россиены без спешки, прикрывая навигацию на Немане и постепенно захватывая Курляндию, по мере того как русские будут отступать на Двину. Корпус Удино численностью 36 тысяч человек Наполеон направил на Яново и предписал ему перейти через Вилию и выдвинуться на Вилькомир. Его усилили кирасирской дивизией, отделенной от корпуса принца Евгения и принадлежавшей 3-му корпусу резервной кавалерии. За Вилию выдвинули и корпус Нея, также составлявший 36 тысяч человек, но ему приказали перейти через Вилию у Вильны. Двигавшиеся параллельно Удино и Ней казались достаточно сильны, чтобы противостоять любым силам неприятеля. Им нечего было опасаться Витгенштейна и Багговута; общими усилиями они даже могли их сокрушить.

Приняв эти меры предосторожности, почти избыточные, на левом фланге, Наполеон решил выдвинуть прямо на Вильну 20 тысяч всадников Мюрата, 70 тысяч пехотинцев Даву и 36 тысяч испытанных солдат гвардии. Располагая непосредственно 120 тысячами солдат, он был уверен в том, что преодолеет любое сопротивление и, перерезав линию русских в Вильне, полностью отрежет Барклая-де-Толли от Багратиона.

Эти диспозиции, предписанные на следующий день после перехода через Неман, исполнялись в то время, как Наполеон, расположившись в Ковно, занимался разнообразными делами, описанными нами выше. Двадцать пятого июня Мюрат во главе кавалерии и Даву во главе пехоты выдвинулись к Жижморам по пересеченной местности, где их легко могла остановить русская армия. Они двигались по склонам лесистых холмов, отделявших Вилию от Немана, зажатые между холмами и обрывистыми берегами Немана, не имея места, чтобы развернуть войска в случае нападения. Вечером 25-го они заночевали в Жижморах, а на следующий день намеревались заночевать на пути в Йыхви. На пути они встречали только казаков, которые при их приближении убегали, поджигая, когда успевали, риги и усадьбы.

Двадцать седьмого июня пришли в Йыхви, находящийся уже в одном дне пути от Вильны, и Мюрат, дабы вступить в город пораньше, выдвинулся на 3–4 лье дальше, к Рыконтам.

Однако в Вильне уже не было ни двора царя, ни его армии. О переходе через Неман, начавшемся утром 24-го, в Вильне стало известно к вечеру, когда император Александр находился на балу у генерала Беннигсена. Известие, принесенное слугой князя Румянцева, привело всех в величайшее волнение и только усилило сумятицу, царившую в русской штаб-квартире. Желая окружить себя многочисленными советчиками, Александр привез с собой толпу важных особ, совершенно разных по характеру, рангу и национальности. Помимо генерала Барклая-де-Толли, который отдавал приказы не как главнокомандующий армией, а как военный министр, Александр имел при себе генерала Беннигсена, великого князя Константина, бывшего военного министра Аракчеева, министров полиции и внутренних дел Балашова и Кочубея и князя Волконского, исполнявшего при особе императора функции начальника Главного штаба. К русским присоединялись иностранцы, и среди них пьемонтец Мишо, инженер-полковник, сведущий в своем деле; швед Армфельт, итальянец Паулуччи; несколько немцев, в частности, барон Штейн, которого Наполеон выгнал из прусского правительства; образованный офицер Главного штаба, умный и энергичный полковник Вольцоген; наконец, прусский генерал Фуль, скорее ученый, нежели военный, имевший на Александра большое влияние, ненавидимый по этой причине завсегдатаями двора, обладавший репутацией высочайшего гения у немногих его адептов, но большинством считавшийся нелюдимым и категоричным чудаком, способным лишь на некоторое время повлиять самим своим своеобразием на изменчивое и мечтательное воображение Александра.

Среди таких-то советчиков император Александр, обладавший бо́льшим умом, чем любой из них, но меньше, чем любой из них, способный остановиться на одной идее и ее придерживаться, жил уже несколько месяцев, когда пушки Наполеона вырвали его из его сомнений и вынудили составить план кампании.

Среди этих лиц не переставали горячо обсуждаться две идеи. Люди горячего склада не хотели дожидаться Наполеона, предлагали его упредить его и вторгнуться в Старую Пруссию и Польшу. Люди спокойные и здравомыслящие считали такой план опасным и не без основания утверждали, что выступать навстречу Наполеону значит сокращать ему путь, избавлять его от наиболее значительной трудности войны, трудности преодоления расстояний, и предлагать ему, почти на его территории, вблизи всех его ресурсов, то, чего он должен более всего желать, – сражение, в котором он несомненно победит. Они говорили также, что вместо того чтобы сокращать расстояния, нужно их увеличивать, отступать перед Наполеоном и уступать ему столько территории, сколько он захочет, чтобы потом, заманив вглубь России, изнурив усталостью и голодом, атаковать, сокрушить и отбросить к границам. Неприятной стороной этого плана было то, что он предавал разорению не Польшу и Старую Пруссию, а саму Россию. Тем не менее почти полная уверенность в успехе была столь весомым доводом, что никакие материальные соображения не могли послужить ему противовесом.

Борьба мнений, начавшаяся в Санкт-Петербурге, не прекращалась и в Вильне, когда известие о переходе через Неман положило конец балу у Беннигсена. Александр был слишком умен, чтобы колебаться в подобном вопросе. Устроить Наполеону в условиях российского климата кампанию, подобную кампании Массена в Португалии, было слишком очевидной тактикой, чтобы он думал следовать какой-либо другой.

Такое поведение диктовалось простым здравым смыслом. Но по этому случаю выстроили целую систему, и автор системы, генерал Фуль, навязал ее Александру, которого всегда было легко соблазнить некоторой видимостью глубины.

Изучив карту России, генерал заметил то, что каждый мог увидеть с первого взгляда, – поперечную линию Двины и Днепра, представлявшую собой прекрасную линию внутренней обороны. Заметив в Дриссе на Двине позицию, показавшуюся ему удобной, он предложил построить там укрепленный лагерь, и Александр согласился и послал в Дриссу инженера Мишо, чтобы наметить план укреплений. Офицер Главного штаба Вольцоген, бывший своего рода интерпретатором таинственного гения Фуля, ездил туда-сюда, следя за воплощением идей своего учителя. К созданию лагеря на Дриссе Фуль добавил распределение русских сил, сообразное системе, выведенной им из