Стоунхендж - Юрий Никитин

Томас хотел ехать сразу к кораблям, Яра заикнулась оботдыхе, мальчишка устал, спал на ее руках, но рыцарь дрожал от нетерпения.

— Сперва к причалу, — сказал он твердо, — апостоялый двор не отплывет!

Они поехали в порт. Здесь было не так пестро и шумно, как ввосточных, куда привезли крестоносцев, но все-таки жизнь кипела, мокрые от потарабочие таскали мешки с грузом, здесь же перекупщики щупали и рассматривалитовар, ссорились между собой, пьяные моряки и ворье затевали драки. Здесь былажизнь, а чем дальше от порта, чем больше она походила на прозябание.

Из всех кораблей только два готовились выйти на этой неделе.Томас отыскал хозяина, тот обещал уйти хоть сейчас, если ему доставят шелка,обещанные еще неделю назад. На втором корабле объяснили, что моряки уже пропилиденьги, вырученные за мечи из Британии, теперь осталось собрать их, а для этогонадо лишь вытащить из теплых постелей. Если бы собственных, то собрал бы в одинмиг, а то из чужих, а они сегодня одни, завтра другие...

Томас уже жалел, что не поехал в другую сторону, но хозяинпосмотрел внимательно, оскалил зубы в широченной усмешке.

— Вижу, торопишься тоже в чужую?.. Приходи завтра сутра. Не с самого раннего, а так, когда солнце, как обезьяна, уже вскарабкаетсяна треть мачты. Если сумеет с такого похмелья.

Постоялый двор был огромен, а Томасу еще на входе объяснили,что на этой же улице есть еще два, и если ему здесь не нравится, то можетубираться ко всем чертям. Постояльцев и без него хватает, впору пристраиватьеще комнаты.

Томас посопел, но Яра дергала за рукав: перестань, здесьвсего на ночь, ты же на камнях спал!

На ужин предложили рыбу, правда, самую разную, вареную,печеную и жареную, к тому же почти даром. Томас потребовал мяса, чем вызвалнедовольство, но желаемое получил, хотя пришлось выложить в двадцать разбольше. Похоже, если рыбу ловили прямо на месте, то мясо покупали, а в военноевремя платить приходилось не только монетами, но и головами.

Томас осмотрел комнату Яры, проверил запоры, решетки наокнах. Яра уложила усталого мальчишку на постель, укрыла ветхим одеялом. Онлишь слабо улыбнулся, попытался удержать ее руку, но крепкий сон сделал егопальцы вялыми.

Томас пробовал ложиться, вскакивал, подбегал к единственномуокошку. Сердце колотилось, сон не шел. За окном чернота, две-три тусклыезвезды, но в той стороне — Британия. До нее рукой подать в сравнении с тем,сколько пришлось пройти, проехать, пролететь, проползти, обдирая локти!

За тонкой перегородкой, где расположились Яра с мальчиком,было тихо. Умаялись оба. Все-таки женщина тоже ребенок, как бы ни стараласьвыглядеть взрослой. И относиться к ней надо всегда, как к ребенку, какую быношу она ни пыталась сама взвалить на свои плечи. И оберегать, как ребенка.

Он лег, заложил руки за голову, но сна все равно ни в одномглазу. В возбужденном мозгу проскакивали радостные минуты возвращения, всплылолюбящее лицо матери, совсем некстати увидел сцену захвата Иерусалима. Сердцевсе еще колотилось часто и сильно, словно размахивал мечом, а не пыталсяпогрузиться в сон.

Он долго лежал в ночной тишине, дышал ровно и глубоко.Наконец мышцы расслабились, он ощутил, как руки отяжелели... и в это же времяощутил чье-то присутствие в комнате. Глаза уже привыкли к слабому свету луны,что заглядывала в окошко, но в комнате помимо стола, двух лавок и грубого ложа,где Томас лежал, ничего не было. В то же время он чуял чье-то присутствие.

Дышал все так же ровно, всматривался из-под приспущенныхвек. Меч справа от руки, почти касается пальцами, а веревочка от мешка с чашейнакинута на кисть левой. Если бы не научился звериным чутьем угадыватьопасность раньше, чем она возникала воочию, то сгинул бы еще на пути к СвятойЗемле, не говоря уже о полной опасности жизни крестоносца в захваченных землях.

Из стены выступили две фигуры. Обе были в плащах до полу,капюшоны надвинуты на лица, скрывая глаза. Томас разглядел только подбородки: уодного квадратный, тяжелый, в обвисших складках кожи, у другого острый, но тожеупрямо выдвинутый вперед. Оба походили больше на рыцарей, чем на монахов.

— Крепко спит? — спросил один шепотом.

— Крепкий сон наступает через два часа, — ответилвторой таким же шепотом, наставительно, — тогда все бесполезно... А сейчассамое время.

Первый приблизился к ложу. Томас напрягся, готовясьмолниеносно ухватить меч, ударить, прыгнуть, парировать удар второго, пригнутьи ткнуть острием меча как копьем в живот первого. Сердце застучало еще чаще, нодыхание он удерживал ровным, расслабленным. Даже рот приоткрыл дляубедительности.

— Сэр Томас Мальтон, — заговорил первый негромко,но таким властным голосом, что Томас ощутил невольный импульс стать переднезнакомцами на колени. От них исходила мощь королей. — Сэр Томас Мальтониз Гисленда!.. Ты совершил великий подвиг, прославив не только свое имя и свойрод, но все англское рыцарство! Сейчас же ты не должен успокаиваться, ты долженбыть готов к сражениям и схваткам, ибо дом близок, но путь к нему труден. Тыдолжен доставить Иосифа Аримафейского с чашей в Британию, ибо именно тебяПровидение избрало своим орудием, а там ты обязан сразу же отвезти чашу вчасовню святого Дункана и передать в руки святых отцов. Укрепись духом, ибопуть твой еще не окончен!

Он перевел дыхание, посмотрел на второго, словно спрашивая,так ли сказал и все ли. Тот кивнул. Первый сказал все тем же негромким, новластным голосом, от которого дрожал воздух:

— Когда ты проснешься, то сядешь на корабль со статуейсвятого Дункана на борту. Там надежная команда, вас отвезут на тот берегнемедленно. Проснувшись, ты будешь помнить только страстное желание исполнитьэто повеление. Спи крепко, а утром встанешь полным сил и жажды выполнить все,что тебе было сейчас сказано!

Они медленно отступили и, сколько Томас ни всматривался, безстука и скрипа ушли прямо в стену. Он еще долго лежал, успокаивая сердце,готовое выпрыгнуть. В ушах звучал властный голос, и Томас чувствовал страстноежелание выполнить все до мельчайших деталей, хотя оставалась в душе горечь. Они собирался все сделать именно так. Неужто в нем сомневаются, не верят? Илисочли, что выдохся?

Медленно встал, на цыпочках пробежал вдоль стены, где половицыне скрипели, ощупал то место, куда они исчезли. Стена была абсолютно гладкая.Молча выругавшись, так же осторожно вернулся, лег. Когда церковь уничтожит всеколдовство, жить будет проще.

Теперь сон не шел вовсе. Томас лежал, мрачно смотрел в потолок.В ушах звучал властный голос, заставляющий его потупить так, как угодно святойцеркви.

Утром он промолчал о ночных гостях. Быстро позавтракали,вышли на холодную сырую улицу. Иосиф зевал, тер кулачками глаза, но шелпослушно, смотрел преданными чистыми глазенками. Томас вручил ему мешок, велелстрого-настрого беречь. Яра посмотрела обеспокоенно.