Исключительные - Мег Вулицер

Повисла длинная, хорошо рассчитанная пауза, во время которой слушатели понимающе смеялись, наслаждаясь песней, которую уже заучили наизусть, ведь на ней у большинства из них выросли дети. Некогда эти люди были утомленными молодыми родителями и, убирая разбросанные детские игрушки или готовя ужин, невольно слушали тоже, и слова запомнились так же хорошо, как любая песня The Beatles. Но в отличие от The Beatles этот исполнитель явно принадлежал к определенной субкультуре – детской музыке. О ее главных действующих лицах – неонацистах, или реконструкторах Гражданской войны, или поэтах – ты в жизни бы не знал, если бы не жил рядом с человеком, погруженным в эту реальность. В секции «Преображение» участвовали также бывший гонщик, который после того, как у него отнялись ноги, посвятил жизнь пропаганде безопасности дорожного движения, и фермер, избранный в Сенат США. Певец, очнувшийся первым, принялся наяривать на банджо, напевая про моллюска-эгоиста, а Джона, постепенно приходя в чувство, понял, что эта песня, явно грандиозный хит в доходном поджанре детской музыки, основана на простенькой идее и нескольких строчках, которые он сам написал в одиннадцать лет, заловив приход, как называют это состояние.

– Моллюск-эгоист! – воскликнул тогда Барри Клеймс после того, как Джона пропел ему пару строк. – Классная идея. Расскажи еще.

– Он не хочет ни с кем делить океан, понимаешь? – уточнил Джона, радуясь такому вниманию. Барри записал все это на свой кассетный магнитофон и сохранил, как оказалось, аж для следующего столетия. Давным-давно распалась и канула в небытие группа The Whistlers, давным-давно завершилась недолгая сольная карьера Барри, которая держалась на единственной песне о вьетнамской войне «Скажи, что не уйдешь, чувак», тоже основанной на идее Джоны Бэя. Песню «Моллюск-эгоист» как бы запечатали в конверт с надписью «Идеи, украденные у обдолбанного ребенка», и сберегли до поры, когда Барри мог бы в очередной раз сменить имидж, на сей раз представ совершенно другим певцом.

Но это же мое, думал Джона, слушая песню и ощущая колоссальный ностальгический отклик публики. Это же я придумал! Конечно, сейчас ему это вовсе не нужно, ему плевать на этот набор слов, но сам факт, что у него это украли и в результате он полностью отвернулся от музыки и стал проектировать инвалидные коляски, теперь все нутро ему распирал. Он мог далеко пойти в музыке, особенно вместе с той командой из МТИ, Seymour Glass, которая еще оставалась довольно популярной инди-группой. Но в детстве Джону целый год неоднократно накачивали наркотиками, обкрадывали и бросали истощенным и несозревшим. У него был настоящий талант, но что такое талант без уверенности, самообладания, «овладения», как это называли – напыщенно, но, может быть, и точно. Он действительно был талантлив, но этот талант был лишен уверенности, самолюбования, «собственничества», как иногда говорят люди, может, пафосно, но очень точно.

Переливы банджо звучали все жестче и жестче, пока Барри Клеймс, ныне известный как Большой Барри, продолжал петь песню от лица невероятно эгоистичного моллюска, который явно не желал ни с кем делиться и загрязнял окружающую среду, по существу воплощая все характерные черты Америки, зависящей от нефти и почитающей большой бизнес. Пухлая рука Большого Барри била по струнам, он все стенал и стенал о безумной алчности, весь вкладывался в песню, из кожи вон лез, разыгрывая роль моллюска-эгоиста – причудливого и умного творения одиннадцатилетнего Джоны. Закончил он ярким росчерком банджо, и публика завизжала, захлопала, затопала, как будто сами слушатели были детьми, а не всего лишь родителями детей, которым они когда-то покупали кассеты, а потом и компакт-диски с этой музыкой. Эти растроганные стареющие мужчины и женщины со слезами на глазах рукоплескали своему любимому Большому Барри.

Джона собирался сразу развернуться и уйти, но тут начались ответы на вопросы, и мужчина средних лет встал в проходе у микрофона и спросил:

– Как вам удалось из обычного фолк-певца превратиться в исполнителя детских песен и защитника окружающей среды?

– Шестидесятые были бурным временем. Знаю, это звучит избито, но так оно и было, и я все это пережил, участвовал в этих бурях и потрясениях. Как вы все знаете, я не сразу стал Большим Барри. Это случилось намного позже. Моя первая группа называлась… А давайте устроим викторину. Кто-нибудь помнит? – Барри спросил так, будто вопрос был с подвохом.

– The Whistlers! – выкрикнули несколько человек. Барри Клеймс пару раз присвистнул, и толпа подхватила хлопками, одобрительно закивала седыми и кудрявыми головами.

– А потом я остался сам по себе, – продолжал он, – и записал в 1971 году один хит, песню протеста против войны во Вьетнаме. Может быть, кто-нибудь заглянет в прошлое и вспомнит ее название?

– «Скажи, что не уйдешь, чувак», – выкрикнула пожилая дама в серьгах образца «бушующих шестидесятых», размером с подстаканники.

– Отлично. Публика в теме. У нас тут прямо передача «Своя игра», – новый взрыв смеха. – Но знаете, я полагал, что на этом для меня все и закончится. Я залег на дно на много лет, в восьмидесятые жил на отчисления с продаж пластинок – в годы Рейгана, помните их? – толпа весело заулюлюкала. – Да-да, понимаю. У меня был плавучий дом на островах Флорида-Кис, и я болтался туда-сюда, толком ничем не занимался, только играл на банджо. Затем я стал замечать, как люди загрязняют океан, и очень расстроился. Это все из-за жадности владельцев нефтяных компаний и политиканов-лоббистов, которые все повязаны между собой и несут ответственность за разорение океанов и гибель этих необыкновенных морских созданий. Я начал понемногу заниматься детской музыкой, потому что меня всегда очаровывала искренняя непосредственность детей. И когда моя работа стала разворачиваться, я понял, что мои песни могут еще и оказывать воздействие на окружающую среду. Так и рождаются активисты. В общем, если вы решитесь в зрелые годы второй или даже третий раз резко изменить свою жизнь, сделать это надо с определенной целью. И желательно не эгоистичной – как некий знакомый мне моллюск.

Джона, который едва дышал во время этого монолога, почувствовал, как сжалась вся его грудная клетка. Он выскочил из дверей в фойе в момент, когда Барри заканчивал свою речь. Отыскав дальше по коридору мужской туалет, зашел в кабинку и опустился на крышку унитаза. Долго просидел, пытаясь прийти в себя и подумать. Он все еще находился там, когда чуть позже дверь в туалет распахнулись и раздались голоса входящих мужчин.

– …просто великолепно. Все дело в имидже. Если перенести эту дискуссию на конференцию TED, реакция будет такой же.

– Ну спасибо.

Мужчины направились к писсуарам, и Джона услышал стереофоническое мочеиспускание, хотя одна струя звучала гораздо выразительнее другой. Затем продолжился обмен любезностями, последовало мытье рук, зашумели сушилки, наконец вновь открылась дверь и один мужчина вышел. Джона стоял, прислонясь к металлической дверце кабинки, и подглядывал через узкую вертикальную щель. Он частично увидел широкую спину Барри Клеймса у раковины, черный шелковый жилет и тонкий белый планктонный слой волос, зачесанных по всей голове. Большой Барри взял прислоненное к умывальнику банджо, перекинул его через себя на ремне и зашагал к выходу из мужской комнаты.