Мусульманский Ренессанс - Адам Мец

10 тыс. во всем Багдаде еще в первой половине IV/X в.[2657], а во второй половине столетия, как сообщают, их было всего лишь 5 тыс.[2658] Позднее эта цифра неуклонно уменьшалась, и в VI/XII в. приводят всего 2 тыс.[2659] Снаружи бани так обильно покрывали асфальтом, который добывали из источника, расположенного между Куфой и Басрой, что казалось, будто они построены из черного мрамора[2660]. В Египте горячка банного дела никогда не достигала той степени, как это было в Сирии. Говорят, что Старый Каир имел 1170 горячих бань, а Новый Каир около 685/1286 г.— всего лишь 80[2661]. Персонал бани состоял по меньшей мере из пяти человек: банщик (хаммами), служитель (каййим), человек, приготовляющий кизяк (заббал),— бани топились главным образом сушеным навозом,— истопник (ваккас) и разносчик питьевой воды (сакка)[2662].

Пояса и высокие шапки, которые у арабов-язычников считались принадлежностью одежды персов[2663], ввел при своем дворе уже ал-Мансур (II/VIII в.), что побудило одного придворного к следующим язвительным стихам:

Мы надеялись на прибавку от правителя, а он взял да прибавил к шапкам, Которые сидят на черепах людей, как горшки иудеев, украшенные вуалью[2664].

Через участников крестовых походов эта высокая шапка с покрывалом пришла на Запад и стала женским головным убором[2665].

При ал-Муста‘ине (248—252/862—866) шапки вновь стали ниже, только кади сохранили высокие колпаки (акба‘)[2666]. Передают, что тот же самый ал-Муста‘ин ввел широкие рукава — шириной в три пяди, которые до этого никогда не были в ходу[2667]. Они служили карманом, куда клали все, что нужно: деньги[2668], книги. Математик, когда он намеревался что-нибудь начертить, извлекал из рукава грифель[2669], банкир засовывал в него чек[2670], портной свои ножницы[2671], кади доставал из рукава бумагу, которую публично зачитывал с минбара[2672], а писарь — прошение[2673]. Другие пользовались вместо кармана обувью; так, везир ал-Му‘тамида извлекал из туфли инвентарную опись казначейств[2674], а придворные уносили домой с обеда во дворце наполненные супом бутылки в туфлях своих рабов[2675].

Мы располагаем сведениями, относящимися к началу, а также и к концу IV/X в., говорящими о том, что порядочному человеку не пристало носить пеструю одежду, что такая одежда для рабов и женщин. Мужчина мог надевать ее в крайнем случае в четырех стенах своего дома, в дни лечения кровососными банками или во время попойки; выходить же в такой одежде на улицу было просто неприлично. Одежда благородного человека должна быть белого цвета, что рекомендуют также и богословы, потому что в раю носят, мол, белые одежды[2676]. Между тем певец Ибн Сурайдж (эпоха Омейядов) бродил по улицам Медины в пестрой одежде, держа в руке привязанную за ниточку саранчу, которой он то давал взлететь, то притягивал обратно[2677]. Неприличным считалось носить грязное вместе со стираным, новое с уже стираным, полотно или шерсть — с шелком: «самой красивой является одежда, где все подходит друг к другу»[2678]. Кроме мужчин белые одежды носили разведенные жены, все же прочие женщины должны были избегать этого цвета, за исключением белых шаровар, но одежда должна была быть натурального цвета, а не крашеной. Крашеные одежды носили крестьянки и рабыни-певицы. Голубыми на Востоке были одежды вдов и траурные платья[2679], а в Испании траурные одежды были белого цвета[2680]. Шаровары, эта никак не арабская часть туалета, были принадлежностью более дорогой одежды[2681]. Все три главные группы государственных служащих отличались также и одеждой: «секретари» носили дурра‘а[2682] — вырезанную на груди длинную рубаху; богословы — накидку (тайласан)[2683], а военные — короткую персидскую куртку (каба). Такая куртка около 300/912 г. являлась придворной одеждой, и, отправляясь в мечеть, придворные надевали черные куртки. Некий человек рассказывает, как он хотел проникнуть в дурра‘а в придворную ложу мечети и как его не пустили чернокожие привратники: доступ сюда, мол, только в черной куртке. И такого порядка придерживались во всех дворцовых ложах мечетей. Однако около 400/1009 г., добавляет ал-Хатиб, положение изменилось, и теперь в черной одежде появляются только проповедники и муэззины[2684]. Богатый купец или частное лицо носили две рубахи (камис) и халат (рида) поверх штанов. Так был одет и принц ал-Кахир, когда в 320/932 г. ему объявили, что он избран халифом[2685]. А суфий ал-Фаргани (ум. 331/943), разыгрывавший из себя богатого человека, хотя был беден, также носил две рубахи, халат, штаны, изящные туфли, повязку и вертел ключ в руках, хотя никакого дома у него не было[2686]. Вместо арабского рида встречался уже и кафтан (хафтан). В начале IV/X в. один египетский поэт едет в нем зимним днем ко двору[2687]. Он был выходным платьем сирийских литераторов[2688]. В кафтан облачен и халиф ал-Муктадир, когда он садится на коня, отправляясь в свой торжественный выезд на смерть (320/932 г.).

Из Китая пришли дождевые плащи из клеенки[2689], которым ничего не делалось даже во время сильного ливня. Уже поэт ал-Бухтури (ум. 284/897) просит у своего покровителя такой плащ[2690]. А ал-Мукаддаси, чтобы охарактеризовать отсутствие дождей в Йемене, рассказывает, что там никто не говорит ни слова о дождевиках[2691].

Чулки носили как женщины[2692], так и мужчины[2693]. Красные туфли считались дурным тоном, потому что носили их греческий император и простые мусульмане, однако при этом щеголь мог себе позволить носить одну желтую и одну черную туфлю, как это делал наследник престола в Византии[2694].

Среди юношей и девушек очень долго держалась мода зачесывать вперед волосы на висках, «подобно букве нун»[2695] или наподобие скорпиона, «который изогнулся оттого, что подошел слишком близко к пламени щеки»[2696]. Эта мода была еще сто лет назад воспета Абу Нувасом[2697].

В свое время остготы нагоняли страх на жителей юга Европы своими выкрашенными в зеленый цвет волосами; светлые волосы красили в голубой цвет и фракийцы[2698]. Также и на Востоке — как в Аравии, так и в Иране — обычай красить волосы был настолько распространен, что даже богословы спорили о допустимости этого обычая с точки зрения канонов