Двойники - Ярослав Веров

Старый вояка, полковник Ведмедь попытался было отговорить дюка от предприятия. Почему такая срочность? Почему ночью? Незнакомые горы, опасная тропа. Полковник отказывался понимать Глебуардуса. Но тот и сам не понимал себя.

Однако скоро выяснилось, что торопился дюк не зря. Рано утром, когда его отряд уже поднимался к тропе и вот-вот должен был вспыхнуть быстрый тропический рассвет, из долины раздался треск ружейных выстрелов, и тут же загрохотала артиллерийская батарея корпуса. Дюк обернулся — в долину с севера тянулась цепочка огней, много огней; ацтеки вливались широкой лавиной как раз в двадцативерстное пространство между восточным хребтом и городом мертвых, отсекая тем самым отряду Глебуардуса путь к отступлению.

Как и утверждал черкес, тропа оказалась проходимой. А за перевалом взгляду дюка открылась та самая картина, которую он, не отдавая себе в том отчета, жаждал увидеть.

Это произошло на закате третьего дня их похода. Разведчики передового дозора вернулись очень быстро — по их словам выходило, что там, внизу, «город небывалый». Дюка как толкнуло в грудь, и он скомандовал приближаться с предельной скрытностью. Вскоре весь отряд дюка засел среди камней — они были в двух шагах от святая святых Империи Смеющегося, в двух шагах от Чолулы, таинственной Мекки ацтеков, и в этом не было никакого сомнения.

Небольшая котловина, гораздо меньше оставленной позади, была словно вырублена в отвесных скалах. Единственная дорога из северного ущелья была широка, но здесь и заканчивалась. Отвесная стена, высотой не менее двадцати сажен обрывалась вниз прямо от скал, за которыми укрылся отряд. Посреди котловины возвышалась пирамида-теокалли, пирамида самого Смеющегося бога. Вокруг, двумя концентрическими кругами стояли мелкие капища его сверкающей свиты. А в южной стене была высечена гигантская статуя. Смеющийся бог сидел на пятках, одетый в плащ из человеческой кожи, его шею обвивало ожерелье из отрубленных рук. В своих шести руках бог держал атрибуты власти. В это время закатный луч осветил безмятежно улыбающееся лицо статуи. Кто-то из казаков выругался, кто-то перекрестился. Зубы бога были, наверное, выкрашены какой-то карминной краской — бог улыбался окровавленными зубами, улыбался в ожидании великой жертвы, которая должна была произойти уже скоро. А ведь он так долго ждал, так долго…

С севера по дороге двигалась цепочка людей. Вооруженные воины конвоировали скованных попарно. Разумеется, жертвы, подумал дюк, разумеется, двести человек. Ежедневная порция чудовищу в скале.

Однако воины не вошли в храмовый комплекс. Остановившись в почтенном отдалении, они подождали, пока за жертвами не явились жрецы. Причем вооружены они были лишь копьями, ритуальным оружием. Да и зачем им оружие здесь, в самом центре империи, в месте средоточия могущества их верховного божества?

Стало ясно — главный храм можно захватить. Бойцы батальон-кортежа с нетерпением ждали ночи.

Ночью, спустившись на веревках в котловину, отряд начал поголовное истребление жрецов. К рассвету храмы, не имевшие даже ворот, которые могли бы запираться, были очищены, предназначенные к закланию — освобождены. Это оказались португаллы, плененные еще два месяца назад в морском сражении. Они с трудом верили в происходящее.

Над пирамидой Смеющегося бога уже развивался русский флаг. Но в саму пирамиду дюк приказал пока не соваться. Она отличалась от прочих капищ тем, что вход в нее странно напоминал гробницы города мертвых — такая же узкая, двоим не пройти, вертикальная щель, только гораздо выше. Лезть туда не хотелось даже закаленным бойцам Глебуардуса. Лишь один Артур Хлысток, казалось, не боялся и уверял дюка, что готов залезть хоть черту на рога.

«Быть может, капитан, именно туда мы и премся», — подумал Глебуардус.

Дюк кликнул добровольцев — «кто со мной?» Вызвалось два десятка. Для штурма пирамиды этого казалось мало, кто знает, насколько обширны там, внутри, помещения и сколько в них жрецов? И нет ли скрытых ловушек, подобно ловушкам египетских пирамид?

Но Глебуардус не настаивал. Он скомандовал зажечь факелы и хотел уже лезть первым, но Хлысток опередил:

— Нет, командир. Первым пойду я.

И спас Глебуардусу жизнь. За первым поворотом, в темноте пирамиды дежурил жрец, и смертельный удар топора обрушился на голову Артура, на миг прежде, чем тот успел выстрелить.

Дальше было еще несколько таких же поворотов, и за каждым углом прятался жрец, но теперь Глебуардус стрелял, перепрыгивал через тело и снова стрелял. Последний поворот, последний враг — и они оказались в широкой и высокой зале, наверное, в самом центре пирамиды.

Зала была пуста. Вернее, почти пуста. Откуда-то сверху падал идеально прямой поток кроваво-красного света, выхватывая из темноты стоящую посреди залы статую Смеющегося бога, точную копию той, что была вырублена в скале. Смеющийся улыбался своей кровавой безмятежной улыбкой. На коленях Смеющегося, словно на троне, сидел Верховный жрец. Он тоже улыбался. Две головы — чуть выше и чуть ниже, два кровавых оскала, две безмятежные улыбки.

Кто-то за спиной у дюка охнул, и тут же Глебуардус ощутил, как невидимые клещи сдавили грудь, и стало плохо, очень плохо. К горлу подкатила дурнота. Жить стало незачем, бороться немыслимо.

Глебуардус понял, что вот-вот потеряет сознание, и с пистолетом в руке медленно подошел к трону. Он поднял пистолет, показалось — чугунную гирю. Верховный жрец глянул в глаза — Глебуардуса качнуло, страшные глаза жреца впились, как пиявки, в самую душу дюка, но пистолета он не опустил.

— На бога руку поднял? — Голос жреца зазвучал сразу со всех сторон, и говорил он по-русски. — Поклонись богу. Поклонись — и вознесу выше всех смертных.

Перед взглядом дюка возник кровавый туман. И в этом теплом тумане поплыло видение — вереницы пленных, вырванные сердца, и реки, и моря крови. Кровь, мир превратился в кровь, и не было ничего, и не могло быть ничего слаще крови. И нельзя противиться, это воля бога. Уже не видя ничего, дюк, сам не зная как, нажал курок — раз, другой, третий…

Улыбка на лице жреца сменилась выражением крайнего недоумения. Секунда — и резко подавшись вперед, он тряпичной куклой скатился с трона и распростерся у ног Глебуардуса.

О том, что было дальше, расскажем совсем кратко. На следующий день ацтеки, пригнавшие партию новых пленных, были встречены ружейным огнем и русским флагом на главной пирамиде империи. Они не пытались атаковать — бросили пленных и ушли. Через час дюк, связавшийся наконец-то по рации с корпусом, узнал, что ацтеки в беспорядке и без видимой причины покидают поле боя, несмотря на то, что еще немного — и им не с кем было бы сражаться.

Сообщение дюка Ведмедь передал на корабли флота, а вскоре поступило сообщение из Европы — ацтеки уходят!

Случилось это в канун праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

Между тем положение на европейском военном театре к моменту диверсии отряда Глебуардуса выглядело безнадежным. Пиренея и Португаллия были захвачены полностью, оккупированы миллионной армией тласкаланцев. Другая армия вторглась на Апеннины и, разбив в трех крупных сражениях фряжские войска, осадила Рим. Главный город западнохристианского мира уже готовился к сдаче — помощи ждать было неоткуда, когда ацтеки — опять-таки без всяких видимых причин поспешно, бросая пушки и даже винтовки, отступили и начали погрузку на свои транспорты.