Лисьи броды - Анна Старобинец

– А я, кажется, понимаю.

– Да? И что же?

– Метод твой, товарищ Пашка, хорош. В чудеса я, правда, не верю, зато верю в закономерности. Если обе книги на одном и том же месте легко открываются – значит, кто-то их постоянно на этой странице и открывал. Чтобы записи зашифровывать и расшифровывать… Здесь ключ к шифру, рядовой Овчаренко.

– Ничего себе, – он недоверчиво таращится на картинку, где над карточными правителями и придворными парит ухмыляющаяся кошачья голова с встопорщенными ушами. – А как вы будете этим ключом шифр вскрывать?

– Повторяющиеся последовательности… – я сажусь прямо на пол и начинаю делать пометки, – числовые и буквенные… Подстановка… Ты иди, товарищ Пашка, свободен…

Я даже забываю сказать спасибо. Я не замечаю, в какой момент он уходит. Но его уже нет, когда текст открывается мне, как взломанный медвежатником сейф:

Для капитана Ш.

Продолжаю наблюдать за майором Бойко. Я также установил наблюдение за Андроном Сычом. Он, вероятно, сотрудничает с японцами…

Для капитана Ш.

Еще один факт мародерства. В ходе штурма японского лагеря «Отряд-512» майор Бойко нашел и присвоил 2 миллиона японских иен. Я в качестве трофея взял себе самурайский меч. Но японца, хозяина меча, упустил. Позже выяснил, что это был капитан Ояма, главный их биохимик. По всей видимости, именно он тайком передавал в Москву образцы. Также Бойко подобрал золотые часы на цепочке. Часы валялись на груде трупов. Он уступил их мне: «Забирай, Олежка, шалаве своей подаришь»…

Кто-то колотит то ли в дверь, то ли в стену с такой чудовищной силой, что больно в ушах. Я отрываюсь от тетрадки, прислушиваясь, – и понимаю, что это стучит мое сердце. Надежда – верткая, приставучая, докучливая, живучая тварь. Она пролезет в любую щель – как недобитая муха.

часы валялись

он их подобрал подобрал

Он подобрал их. А не снял с трупа.

Для капитана Ш.

Я выяснил расположение тайника, в котором Бойко хранит нажитые преступным путем ценности. Рядом с лесной кумирней…

Я переписываю координаты майорского тайника. Иду по списку его мародерств, любовно собранных и запротоколированных его лучшим другом «для капитана Ш.», – их, похоже, не меньше, чем гомеровских кораблей, и я расшифровываю список только до середины. Пролистываю тетрадь. Последнее в списке:

Для капитана Ш.

Завтра иду за золотом. Андрон Сыч утверждает, что там его не менее нескольких кг в виде украшений и идолов. Бойко останется при штабе. Добычу мы с ним договорились разделить поровну. Бойко считает, что после этого надо уходить. Так что брать его необходимо сейчас.

Дальше – пустые страницы. Но на самой последней есть еще одна запись.

Для себя.

Все хуже и хуже. Носовые кровотечения, лихорадка, головная боль, слабость. Каким-то образом это все связано с Лизой. Или, может быть, это мне божье наказание за предательство. Или просто схожу с ума? Дошел до того, что перед штурмом исповедался в местной церкви попу. На случай, если убьют. Майора Бойко я, конечно, не называл – только сказал, что предал лучшего друга. А вот про Лизу все рассказал, как есть. И что бесовка она, не человек, я это сам видел. И что меня все равно к ней тянет невыносимо. Приворожила?

Силовьев задвинул языком за щеку недожеванный хрустящий кусочек – в последние дни майор пристрастился к зажаренным сколопендрам на шпажках, – прищурился и глянул в глаза китайцу-портье:

– Мне ключ от номера полковника Аристова.

– Полковника, – кивнув и разулыбавшись, отозвался китаец, но с места не сдвинулся и ключ с крючка на стене не снял.

Силовьев дожевал сколопендру, протянул к портье сложенную лодочкой пустую ладонь и, тщательно артикулируя, повторил:

– Ты дашь мне ключ от номера полковника Аристова. Сейчас.

– Полковника усла, – портье закивал болванчиком, не отводя зачарованного взгляда от сощуренных глаз майора. – Усла полковника, да.

Силовьев шепотом выматерился. Какого черта не получается? Он делает все по правилам. Глубинный взгляд через дымку – он как раз освоил его на прошлой неделе. Небольшая расфокусировка, прищур и сосредоточение на объекте. Как будто наводишь на резкость. Как будто смотришь через прицел. Возможно, гипноз не работает с косорылым, потому что тот плохо владеет русским. Не понимает, чего от него хотят…

Силовьев взял со стола портье канцелярскую скрепку, отогнул металлический острый кончик, выковырял застрявший в зубах кусочек панциря сколопендры и выплюнул на мраморный пол. Поднялся на второй этаж отеля «Модерн», прошел по выстланному коврами коридору к номеру Аристова. Замок был простой; Силовьев вскрыл его той же скрепкой – но дверь не подалась. Похоже, полковник еще и запечатал вход охранными рунами. Ну чистой воды пижонство.

Силовьев достал из внутреннего кармана блокнот и, послюнив палец, принялся листать аккуратным бисерным почерком исписанные страницы. Охранные руны, которые Аристов использовал вместо дополнительных дверных щеколд и засовов, майор скопировал к себе в блокнот еще на Лубянке. Слегка унизительно, но при этом весьма удобно, когда твой начальник считает тебя необучаемым дураком и теряет бдительность. И раз за разом использует одну и ту же элементарную комбинацию рун.

Альгиз – руна жизни, похожая на чахлое дерево. Между прочим, нацистский символ. Турисаз – похожая на топор руна воина. Если она начертана вертикально – это не просто защита, но еще и угроза. Иса – лед. Прямая черта. Руна замораживания и сковывания. И опять Альгиз, только на этот раз перевернутый: руна смерти. Все четыре вписаны в углы треугольников, образованных перекрестьем иероглифа «ван» – хозяин.

Сосредоточенно сопя, Силовьев погрузился в изучение отпирающей рунической формулы. Он использовал ее не раз, но никак не мог нормально запомнить, научиться воспроизводить самостоятельно, без блокнота. Нужно было сначала начертать иероглиф «чэнь» – слуга, раб, – соблюдая при этом порядок написания черточек. Если просто скопировать – один в один, но в другой последовательности, – не работает. Он уже пробовал.

Полковник как-то сказал, что от магических рун произошли современные европейские буквы. Поэтому наши слова таят в себе великую силу – несравнимую, впрочем, с той, что содержится в доживших до наших дней древних знаках, составляющих письменность азиатов.

Майор достал из-за пазухи коробочку с огрызками угольков и разноцветных мелков. Начертил на двери, сверяясь со шпаргалкой, иероглиф «чэнь», якобы символизирующий униженно склоненное лицо слуги, а на самом деле если на что и похожий, то на полуразрушенную кирпичную кладку. В центры трех уцелевших «кирпичиков» вписал нужные руны: Эваз – движение вниз и вверх, преодоление мертвой точки; Тейваз – стрела, преодолевающая преграды; Хагалаз – разрушение и небесная кара.