Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

припала к рулю, пробиваясь сквозь невидимую, но с увеличением скорости все более ощутимую преграду. Такое борение для нес всегда — самоиспытание, как всякий раз и там, высоко в небе, когда, отрываясь от самолета, бросается в бездну. Суть оставалась одна — упоение властью над собой, рождение пронзительного чувства полноты жизни и, венчающая этот азарт, всеохватывающая радость.

Так и мчалась. Однако не безрассудно, прекрасно ориентируясь в дорожно-транспортной обстановке. Впереди было трамвайное кольцо. Там же, у крытого павильона, останавливался автобус. Любая неожиданность возможна. Вон, пожалуйста, какой-то длинный очкарик с портфелем уже выперся на трассу. Алена сбросила газ, взяла левее — хорошо встречных машин не было. Объезжая его, крикнула:

— Размечтался посреди дороги! Собьют!..

Мельком взглянув на него, подумала, что где-то видела этого нескладного парня. А когда отъехала на сотню метров, вдруг вспомнила: Всеволод. Алена оглянулась, затормозила, помчалась назад. Возле него круто развернулась, стала на обочине. А он и не обратил на нее внимания — смотрел в сторону городка, видимо, выглядывая автобус. Пришлось окликнуть. Не вполне уверенный в том, что обращаются именно к нему, Всеволод обернулся, сделал шаг, другой, близоруко щурясь, спросил:

— Вы меня, молодой человек?

Алена прыснула со смеха. Он подошел ближе, и его недоумение сменилось полной растерянностью.

— Ой, так это вы, Алена?

— Нет, — смеялась она, — не я.

— Ну, слепец! Ну, растяпа! — корил себя Всеволод. — Вы извините меня...

Шум работающего двигателя, резкие выстрелы выхлопных труб мешали разговаривать, и Алена выключила зажигание.

— Ничего, Сева, — ободряюще сказала. — Мне не привыкать. Разное случалось. Как-то остановил встречный шофер-левак и спрашивает: «Эй, парень, на развилке «крючка» нет?» — Видя, что Всеволод в шоферском жаргоне ни бе ни ме, пояснила — Это они так автоинспекторов прозвали.

Алена говорила, ощущая на себе какой-то заинтересованный, что ли, взгляд. Это как-то не вязалось с тем представлением, какое сложилось у нее о Всеволоде. И вообще он показался ей несколько странным. Вот вроде не изменился, — времени-то совсем мало прошло,  но вместе с тем уже не прежний. Во всяком случае не такой, каким запомнился при знакомстве. Тогда Всеволод произвел на нее очень плохое впечатление своими категоричными, но далекими от истины суждениями, наговорив более чем достаточно разной чепухи. Она даже заподозрила его в честолюбивом стремлении привлечь всеобщее внимание своим сверхоригинальничаньем.

— Что произошло, Сева? — спросила Алена. — Слышала, здесь работаешь...

— Да, да, — поспешно подтвердил он. — Врач-интерн.

— А как же наука? Забросил?

Всеволод склонил голову.

— Как вам сказать, Алена? Право, еще и себе не могу объяснить... Я много думал после вот той встречи у вас. Помните?

— Такое разве можно забыть? — улыбнулась Алена. — Ты был бесподобен.

— В своих заблуждениях?.. Я надеялся, что вы более снисходительны, — сутулясь, тихо проговорил Всеволод.

И это тоже казалось невероятным: от былой самоуверенности Всеволода не осталось и следа. В его словах явственно прозвучала обида. Алена вдруг поняла неуместность насмешки, которая была бы правомочной в том случае, если бы коса нашла на камень. Но схватки, как это было в минувший раз, не произошло, — Всеволод уступал без боя. Алена почувствовала происходящую в этом парне какую-то внутреннюю ломку и поспешила сгладить свою, как теперь она поняла, бестактность:

— От заблуждений, Сева, никто не застрахован.

— Гораздо хуже, когда люди упорствуют, отстаивая свои ошибочные взгляды... Вы это хотели сказать?

— В данном случае тебя упрекнуть нечем, — засмеялась Алена. И тут же стала серьезной: — Что же касается твоего решения, откровенно говоря, не знаю: лучший ли это вариант или худший.

— Во всяком случае, более верный, — решительно, как о хорошо выверенном, не единожды взвешенном, заговорил Всеволод. — Конечно, заманчиво было остаться на кафедре аспирантом — профессор никак не хотел отпускать.

— Но если ты, Сева, склонен к научной работе, зачем же уходить от этого?! — воскликнула Алена. — Не рационально. Бесхозяйственно, наконец.

— Может быть, и не рационально, — согласился Всеволод. — Однако, чтобы сказать в науке новое — одного желания недостаточно. Надо еще кое-что знать не только из учебников. А я, Алена, на своей земле, будто марсианин, — Он виновато улыбнулся. — Теперь вот наверстываю упущенное... — И вдруг запротестовал — Что мы обо мне да обо мне! У вас, Алена, все благополучно?

— Как видишь. Это тебя интересовало, когда заходил к нам?

— Не только. И повидать хотел, — храбро проговорил Всеволод.

Алена увидела, как за толстыми стеклами очков метнулся его испуганный взгляд, недоуменно подумала: «Что это с ним?» А вслух сказала:

— Уж и повидать... Что-то не очень верится. На тебя это вовсе не похоже, Сева. — Алена улыбнулась. — А все же приятно слышать. Ты в город? Садись — подброшу.

Всеволод заколебался. Он был взволнован этой встречей. Ему хотелось подольше побыть с Аленой и в то же время боялся показаться смешным, назойливым, непоследовательным. Ведь она недвусмысленно дала понять, что прекрасно помнит категорические суждения о том, чего сам не испытал, не изведал... Тогда какая же цена его взглядам, убеждениям, если они нестойкие, неуравновешенные, если за короткое время так могли измениться?

— Не тушуйся, — поняв его по-своему, подбодрила Алена. — Мой ковер-самолет безотказный.

Всеволод с какой-то лихорадочной поспешностью умостился позади нее, хотя никогда не ездил мотоциклом. И они помчались по трассе. Привычные Алене скорость, посвист ветра, стремительно набегающая дорога для Всеволода были внове. Он вцепился в сиденье, боясь пошевелиться. Но вскоре ощущение опасности прошло. За спиной опытной гонщицы он сначала почувствовал уверенность, а потом и восторг, оказавшийся таким же захватывающим, как и тот, испытанный им на занятии студенческого кружка, когда впервые оперировал кролика.

Алена будто ощутила его состояние, полуобернулась, крикнула:

— Со мной поведешься, не заметишь, как парашютистом станешь! Вот завезу сейчас в аэроклуб!..

Совсем рядом оказалась бронзового загара, покрытая золотистым пушком щека, и ему невыносимо захотелось прикоснуться к ней, ощутить ее бархатистую нежность. Это желание было настолько сильным, что он испугался, зажмурился. Но едва закрыл глаза, увидел танцующую Алену, ее грациозные и в то же самое время полные скрытой силы телодвижения, горделиво запрокинутую голову и открытый, по-девичьи нежный подбородок, поселившие в нем, Всеволоде, неведомое ранее смущение, которое он тогда поспешно упрятал не только от окружающих, но и от самого себя. Теперь все это снова обрушилось на него. И он почувствовал, что не устоит, так как с того памятного вечера не раз и не два мысленно возвращался к Алене, легко восстанавливая в памяти подробности их встречи и весь ее облик, ибо уже тогда подсознательно, вопреки своим убеждениям, потянулся к ней. Он