Систематическое богословие - Луи Беркхоф

или с избранным грешником во Христе. Такую позицию занимали и ранние, и более поздние представители заветного богословия. Даже Буллингер говорит, что «завет Бога включает всех потомков Авраама, то есть верующих». Он считает, что такая точка зрения соответствует тому, какой смысл Павел вкладывал в слово «потомство» в Гал. 3. В то же время он считает, что дети верующих в некотором смысле также участвуют в завете139. Олевиан, составлявший с Урсином Гейдельбергский катехизис, говорит, что Бог заключил завет с «теми, кого Бог из всей массы заблудших людей Своим извечным решением по благодати определил для усыновления и кому даровал веру»140. Этой же позиции придерживаются Мастрихт, Турретин, Оуэн, Гиб, Бостон, Уитсий, Марк, Франкин, Бракель, Комри, Кайпер, Бавинк, Ходж, Вос и другие.

Здесь возникает другой вопрос: почему все эти богословы утверждают, что в завете участвуют только избранные, хотя это вызывает практические трудности? Разве они не знали о них? Из написанного ими видно, что они полностью осознавали проблему. Но для них было важнее постичь сущность завета — его воплощение в жизни верующих. Они видели, что другие люди также занимали определенное место в этом завете, но играли в нем второстепенную роль, только лишь помогая осуществлению его в полноте. Они исходили из следующих соображений.

1. Те, кто отождествлял завет искупления с заветом благодати и считал небиблейским разделение между ними, прежде всего рассматривали этот завет как договор, заключенный с Христом, являющимся главой и представителем всех тех, кто был дан Ему Отцом. В этом завете Он выступал как поручитель избранных и таким образом мог гарантировать их полное искупление. В действительности в завете искупления участвуют только избранные. Практически то же самое можно сказать о тех, кто разделяет два завета, но настаивает на том, что они очень тесно связаны между собой, кто представляет завет искупления как вечное основание для завета благодати, поскольку в завете искупления имеет значение только благодать Божья, так как она обрела славу и стала совершенной в избранных.

2. Реформатские богословы, интерпретируя историю установления завета в Авраамом в контексте всего Писания, видят в ней подтверждение того, что по сути завет благодати — это завет, заключенный для тех, кто во Христе. В Библии сказано о двух видах семени Авраамова. Начинается это разграничение в Быт. 21:12, где Бог говорит Аврааму: «В Исааке наречется тебе семя», тем самым вычеркивая из обетования Измаила. Павел, объясняя эти слова, называет Исаака дитем обетования. Дите обетования — это не просто обещанный сын, а сын, рожденный необычно, посредством сверхъестественного вмешательства Бога. Дите обетования — это также ребенок, которому принадлежит обетование. По словам Павла, выражение «в Исааке наречется тебе семя» обозначает, что «не плотские дети суть дети Божии, но дети обетования признаются за семя» (Рим. 9:8). Та же самая мысль повторяется в Гал. 4:28: «Мы, братия, дети обетования по Исааку», а потому и наследники обещанных благословений (ср. ст. 30). Эта мысль полностью соответствует словам апостола в Гал. 3:16: «Но Аврааму даны были обетования и семени его. Не сказано: „и потомкам“, как бы о многих, но как об одном: „и семени твоему“, которое есть Христос». Но потомство не ограничено одним Христом — это все верующие. «Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники» (Гал. 3:29). Уильям Стронг в своей книге «Рассуждение о двух заветах» обращает внимание на следующую субординацию при заключении завета. Он говорит, что завет был заключен «прежде всего и непосредственно со Христом, вторым Адамом; в Нем со всеми верующими; в них с их потомством»141.

3. Однако следует принять во внимание еще один фактор. Реформатские богословы прекрасно осознавали контраст между заветом дел и заветом благодати. Они понимали, что в первом завете награда завета зависела от негарантированного послушания человека, поэтому цель и не была достигнута, тогда как в завете благодати совершенное послушание Иисуса Христа гарантирует абсолютное исполнение обещаний. Это осуществление обещаний возможно лишь благодаря действию Божьей благодати и реально лишь для тех, кто стал причастником этой благодати. Они понимали, что важно подчеркнуть этот аспект завета, главным образом для того, чтобы противостоять арминианам и неономистам, которые превратили завет благодати в новый завет дел и вернулись к идее спасения делами — в этот раз верой и послушанием Евангелию. По этой причине реформаты подчеркивали тесную связь между заветом искупления и заветом благодати и даже опасались называть веру условием завета благодати. Уолкер пишет, что некоторые шотландские богословы выступали против разграничения двух заветов, поскольку в этом они видели «тенденцию… к неономизму. Они полагали, что поскольку завет примирения (то есть завет благодати, отличный от завета искупления) является чем-то внешним в видимой Церкви, то он даже препятствует непосредственному обращению к Спасителю и живому единению с Ним верой»142.

4. В целом можно утверждать, что реформатские богословы рассматривали завет не столько как средство достижения цели, сколько как саму цель, как дружбу Бога и человека; не столько как некие внешние преимущества, несколько обещаний, выполнение которых зависит от человека, благо, предложенное ему, сколько как выражение данных даром благословений, преимущества, предоставленные благодатью Божьей для воплощения в жизнь духовной цели, обещания, принятые верой, которая есть дар от Бога, благо, реально дарованное, по крайней мере в принципе, так как Святой Дух действует в сердце. И поскольку, по их мнению, все вышеперечисленное было неотъемлемой частью завета, а благословения завета даются только тем, кто спасен, реформатское богословие подчеркивает, что завет благодати заключен между Богом и избранными. В то же время оно не отрицает, что понятие завета имеет и более широкое значение.

Доктор Вос на сей счет говорит следующее: «Вряд ли нужно говорить, что я не имел в виду, что форма реализации завета проистекает из избрания. Также я не имел в виду, что неизбранные не имеют никакого отношения к осуществлению завета. Скорее, я имел в виду, что осознание своей включенности в завет должно придавать уверенности в избрании; также я имел в виду, что это полное, всеобъемлющее обещание Бога, проистекающее из избрания, неразрывно связано со Словом и таинством. Наконец, завет реализуется, по сути, в полной мере только в истинных детях Божьих, поэтому участники завета — это те же избранные. Особое внимание следует обратить на вторую мысль: когда бы Божий завет не осуществлялся, он всегда имеет печать, смысл которой в следующем: печать завета дает уверенность в том, что мы обладаем правами на все благословения завета, при условии, что у нас есть истинная вера. Я подчеркиваю, что завет всегда сопровождается свидетельством и печатью, подтверждающими, что Бог в полной мере реализует завет в Своих избранных»143.

В Библии ясно говорится, что завет в полной мере осуществляется только в избранных. К такому выводу мы приходим, например, на основании Иер. 31:31–34; Евр. 8:8–12. Кроме этого, при таком подходе завет благодати прекрасно согласуется с заветом искупления. В завете искупления Христос является поручителем только избранных, поэтому в завете благодати должны участвовать эти же люди. Писание особо подчеркивает, что завет благодати, в отличие от завета дел, является нерушимым, в нем Божьи обещания всегда претворяются в жизнь (Ис. 54:10). Если бы исполнение этого завета зависело от какого-либо условия, тогда бы это был не завет благодати, а завет дел. Безусловность — это самое важное отличие первого от последнего, завет благодати больше не зависит от того,