В обратную сторону - Лана Мейер

заезжать в него хоть завтра. Надеюсь, они будут здесь намного счастливее, чем мы.

— Думаешь, Эле понравится наш сюрприз? — спрашивает Кэтти, когда мы выезжаем за ворота, навсегда покидая территорию дома.

— А ты как считаешь? — интересуюсь с расслабленной улыбкой.

— Она будет в восторге, — с предвкушением выдыхает дочь, стрельнув в меня сияющим взглядом. Я игриво подмигиваю ей в ответ и переключаю внимание на дорогу.

— Не терпится поскорее увидеть ее реакцию, — доверительно делится Кэтти, с любопытством глазея в окно.

То, что для всех остальных является привычным фоном, для моей дочери каждый день становится источником новых впечатлений, которые она поглощает с жадностью первооткрывателя. Ей ещё так много всего предстоит узнать и увидеть — огромный безграничный мир, в котором она однажды найдёт своё место и сделает этот выбор сама. С открытым и легким сердцем. Я так долго этого ждал и до сих пор не могу поверить, что самые тяжелые времена остались позади. Я никогда не перестану бояться за свою дочь, но этот страх перестал ощущаться, как удавка на шее, периодически перекрывающая кислород.

— Что будет с Верой? — оторвавшись от созерцания сменяющихся пейзажей за окном, внезапно спрашивает Кэтти.

— Я не хочу о ней говорить, малыш, — сухо отвечаю я. — Вера оказалась не той, за кого себя выдавала. Мы все в ней ошибались, доверившись фальшивому впечатлению.

— Ее посадят в тюрьму? — Кэтти продолжает развивать триггерную для меня тему. Я крепче сжимаю руль, ощутив, как инстинктивно напрягаются мышцы.

— Вряд ли. Прямых доказательств умышленного сговора нет. Она все отрицает. Ирма никому уже ничего не расскажет, а если бы и могла, ее показания не учел бы ни один суд, — говорю с Кэтти на равных, не смягчая смысл слов и не увиливая. После всего, что пережила моя дочь, она как минимум имеет право знать правду.

— Значит, Веру отпустят? — в голосе Кэтти проскальзывают нотки облегчения. Моя бесконечно добрая и жалостливая девочка, которую не ожесточили ни безумие и чёрствость матери, ни предательство той, кому она доверила свое наивное сердечко.

— Не совсем, малыш. Скорее аннулируют рабочую визу и депортируют в Россию с запретом дальнейшего въезда в Австрию.

— Мне кажется, что Вера не ожидала, что так все получится… Что… мама нападет на нас.

— Котёнок, Вера помогла Ирме покинуть лечебницу и привела в наш дом, — негромко напоминаю я, с усилием воли подавляя вспыхнувший гнев.

Очень жаль, что полицейские задержали Веру до того, как я до неё добрался. С нетерпением жду ее депортации. В России наказать подлую суку будет ещё проще. Я не злопамятный человек, но, когда угрожают моей семье, не забываю и не прощаю.

— Она очень плохо поступила, — соглашается дочь. — Я ее не оправдываю, а говорю о том, что Вера всего лишь хотела напугать Элю, заставить почувствовать угрозу безопасности Дани и Робби. Думала, что таким образом избавится от неё, и мы снова будем жить втроём, — задумчиво размышляет Кэтти. Я бросаю на неё быстрый взгляд, удивляясь взрослой проницательности дочери. — Вера не хотела, чтобы кто-то пострадал.

— Когда имеешь дело с зависимой шизофреничкой, риск, что кто-то пострадает, близится к ста процентам. Вера — психолог, она осознавала опасность. Почему мы вообще о ней говорим?

— Прости… — виновато бормочет Кэтти. — Мне трудно принять, что она все время нас обманывала и притворялась моим другом, — поясняет с непринужденной искренностью.

— Я думаю, ты ей действительно нравилась, — успокаиваю расстроенную дочь. — Но иногда люди ставят свои личные интересы выше других.

— Эля никогда нас не предаст? — робко спрашивает Кэтти, и я не виню ее за этот страх.

— Никогда, Котенок, — уверено обещаю я, и Катарина расслабленно улыбается. — Она тебя любит. Очень сильно. По-настоящему.

— Я ее тоже люблю, — шепотом делится со мной дочь, и у меня теплеет на сердце.

— И я, — улыбаюсь так широко, что скулы сводит.

— Ну ты-то понятно, — фыркает Кэтти. — На лице все написано, — хитро замечает она, намекая на незажившие синяки. После долгих расспросов мне все-таки пришлось объяснить дочери их происхождение. Тоже по-взрослому, как есть, утаив только подробности 18+. «Надо было сломать ему нос», — выслушав, серьезно заявила Кэтти, и я чуть не надорвал живот от смеха, а потом долго смеялась она, когда я сказал, что именно это и сделал.

— Маленькая язва, — по-доброму подразниваю дочь.

— Эээ, я на твоей стороне. Сражаться за свою женщину — священный долг рыцаря, — важно выдает Катарина.

— Фильмов насмотрелась? — ухмыляюсь я.

— Ох, пап, с вами никакого кино не надо, — хихикает Кэтти. — А за цветами заедем?

— Обязательно. Сама выберешь?

— А можно? — задает вопрос с взволованным придыханием.

— Нужно, — уверенно киваю, и Кэтти от предвкушения потирает ладони.

* * *

К больнице мы подъезжаем в приподнятом настроении. Кэтти собственноручно тащит огромный тяжелый букет, наотрез отказавшись делиться со мной благодарностью Эли. Я не спорю, давно смирившись с присутствием двух упертых женщин в моей жизни. Им я готов позволять капризничать и вить из меня веревки… иногда.

Получив выписку у врача и выслушав рекомендации, мы спешим в палату Эли. Кэтти врывается туда первая. С радостным воплем: «Мы за тобой» и букетом наперевес. Я чую неладное, заметив, как, перешагнув через порог, Катарина резко останавливается и растерянно оглядывается на меня. Положив руку на плечо дочери, я бегло оцениваю представшую перед нами картину, и она мне откровенно не нравится.

Во-первых, в палате моей жены какого-то хрена торчит Белов. С синей физиономией и в больничном халате, наброшенном (на) деловой костюм, он выглядит далеко не так самоуверенно, как обычно. Поджал хвост сучонок, но все равно нашел лазейку, чтобы просочиться на мою территорию. Неугомонный мазохист. И Эля хороша, вместо того, чтобы выпроводить за дверь, мило беседует с ним наедине, отлично зная, что мы приедем с минуты на минуту. Веник из пурпурных роз на тумбочке и упакованная в подарочную бумагу коробка не вызывают такого бешенства, как остановившийся на мне нахальный взгляд Белова. Мда, поспешил я с выводами. Хвост ублюдку еще только предстоит хорошенько придавить.

— А где Даня с Робертом? — ровным тоном спрашивает Эля, глядя на меня с невозмутимой улыбкой.

— Дома с Натали и Дугом, — резко бросаю я.

Элина недовольно хмурится. То ли из-за моего тона, то ли ей не нравится, что я оставил пацанов с бабушкой. Натали прилетела в Вену, как только узнала, что Эля попала в больницу. Жена до сих пор думает, что это я сообщил ее матери. Но это не совсем так. Слух о случившемся все-таки просочился в прессу, и Натали в истерике позвонила мне, поинтересовалась, можно ли ей приехать. Отказать