Аламут - Владимир Бартол

видеть спешащей по тропинкам, возбужденно жестикулирующей и вслух разговаривающей с каким-то невидимым человеком. Может быть, одна или две девушки улыбались ей в таких случаях. Но когда они стояли перед ней, то испытывали все тот же старый страх. Ее умение устранять последствия их ночных визитов имело лишь ограниченный успех. Зулейка, Лейла и Сара чувствовали, как внутри них зарождается новая жизнь, и с нетерпением ждали этого момента. Больше всех радовались Джада и Сафия. Они с нетерпением ждали появления в садах нового поколения.

Хасан прислал двух новых спутников взамен тех, которых они потеряли. Оба они были тихими и скромными, но, по крайней мере, вносили некоторые изменения в вечную монотонность.

"Уже осень, и скоро на нас обрушится зима", - сказал Хасан Апаме. Они прогуливались по одному из безлюдных садов. "Мы должны максимально использовать оставшиеся нам теплые вечера. Мне нужно будет отправить в сады несколько новых молодых людей. Потому что придут дожди, а за ними снег и холод, и тогда уже не останется времени на райские наслаждения".

"Что же тогда будут делать девочки?"

"У вас много верблюжьей и овечьей шерсти. И шелка. Пусть они ткут, вяжут и шьют. Пусть практикуют все свои искусства. Потому что Аламут требует всего".

"А как же школа?"

"Вам есть чему их научить?"

"Нет, кроме искусства любви, которому они все равно не способны научиться".

Хасан снова рассмеялся, впервые за долгое время.

"Ну, для наших целей они знают достаточно. Видите ли, у меня та же проблема, что и у вас. У меня нет никого, кому я мог бы оставить свое наследство".

"У вас есть сын".

"Да. Я жду, что со дня на день его привезут в замок. Я планирую укоротить его на голову".

Апама внимательно посмотрела на него.

"Ты шутишь?"

"Почему я должен шутить? Разве мерзавец, убивший мою самую яркую правую руку, заслуживает большего?"

"Но он же ваш сын!"

"Мой сын?! Что это значит? Может быть, - говорю я, потому что вы знаете, как я осторожен, - может быть, он мой физический отпрыск, но он никогда не был моим духовным сыном. Раньше я немного преувеличивал. Может быть, все-таки есть кто-то, кто сможет принять мое наследие. Вот только он находится далеко-далеко, где-то в мире. Его имя должно быть вам знакомо. Это ибн Тахир".

"Что ты сказал? Ибн Тахир? Разве он не умер? Разве не он убил визиря?"

"Да, он убил его. Но он вернулся живым и здоровым".

Он рассказал ей о своей последней встрече с ним. Эта история напрягла ее воображение.

"И это ты, Хасан, освободил его?"

"Да, это был я".

"Как это возможно?"

"Если бы вы действительно знали мое сердце, вы бы меня поняли. Он стал одним из нас. Моим сыном, моим младшим братом. Каждую ночь я мысленно слежу за его успехами. И при этом заново переживаю свою юность. Я переживаю за него. Мысленно я вижу, как открываются его глаза, как он совершает открытия, как формируется его взгляд на мир и характер. О, как мощно я чувствую себя рядом с ним!"

Апама покачала головой. Для нее это был совершенно новый Хасан. Когда он ушел, она сказала себе: "Должно быть, он очень одинок, раз так крепко вцепился в кого-то. Да, он ужасный и хороший отец".

На следующий день караван из Гонбадана доставил в Аламут связанного сына Хасана Хосейна. Весь гарнизон собрался, чтобы своими глазами увидеть убийцу великого дая Хузестана.

Закованный в тяжелые кандалы, Хосейн мрачно смотрел на землю перед собой. Он был немного выше своего отца, но в остальном имел поразительное сходство с ним, разве что в его глазах было что-то дикое и почти звериное . Время от времени он бросал косые взгляды на окружавших его мужчин. Каждый мужчина, поймавший этот взгляд, чувствовал, как по его плоти пробегают мурашки. Казалось, он хотел бы наброситься на них и разорвать на мелкие кусочки. Но цепи не позволяли ему этого сделать, и это явно мучило его.

Манучехр принял его как пленника.

"Отведите меня к моему отцу!"

Манучехр сделал вид, что не услышал его.

"Абуна! Возьми шесть человек и брось этого пленника в темницу!"

Хосейн разинул рот.

"Ты что, не слышал, что я сказала?"

Манучехр повернулся к нему спиной.

Хосейн стиснул зубы. Несмотря на то что цепь сковывала его ноги, ему удалось ударить Манучехра сзади.

Манучехр мгновенно развернулся, его лицо раскраснелось от ярости. Он взмахнул рукой и нанес удар по лицу Хосейна.

Хосейн застонал от ярости.

"О, если бы я был свободен! Я бы вырвал кишки из твоего брюха, собака и сын собаки!"

Абуна и его люди схватили пленника и потащили его в подземелье под сторожевой башней, самое печально известное в Аламуте. Они грубо затолкали его в камеру. Он зашатался и упал на лицо.

"Ждите! Когда я освобожусь, я зарежу вас, как собак!" - крикнул он, когда за ним закрыли дверь.

Целых два месяца он находился в цепях. Он чувствовал себя как дикая кошка, которую поймали и посадили в клетку. Он возненавидел весь мир. Ему казалось, что, если его выпустят на свободу, он задушит первого, кто попадется ему под руку. Он не испытывал угрызений совести за то, что убил Хусейна Алькейни, не беспокоился о его судьбе и жизни. Еще в детстве он наводил ужас на всех вокруг. У него был необузданный и жестокий нрав. Отец бросил его, когда он был еще маленьким ребенком. Как и Хадиджа с Фатимой, он был рожден от второй жены Хасана. Он жил с матерью в доме ее родителей в Фируз-Кухе. Дед пытался усмирить его розгами и строгими постами. Но Хосейн был неумолим. Он бросал вызов деду и всем, кто вставал на пути его страстей. Дед также стал первым человеком, заслужившим смертельную вражду Хосейна. Однажды он подстерег его в засаде и убил тяжелым камнем. С того дня его родственники и вся округа стали его бояться. Он отказывался работать в поле и даже ухаживать за скотом, предпочитая проводить время с солдатами и кататься на их лошадях.

Когда ему сказали, что его отец вернулся из Египта на север Ирана, он сразу же решил отправиться на его поиски. На тот момент он ничего о нем не знал. Он лишь слышал, что тот много путешествовал и вел бурную и неустроенную жизнь, поэтому вообразил, что их двоих ждут яркие приключения и бесцельная, ни на кого не давящая жизнь