Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов

Грянули аплодисменты. Кто-то подхватил ура. Кто-то подходил и жал руки. Кто-то хлопал по плечам и целовал. Алик почти потерял сознание. Круги страшные, синие и желтые, вертелись перед глазами. Ад, наверное, так видится. Или слышится. Или ощущается. Или нет никакого ада, а есть жизнь просто. Просто она вот такая жизнь у всех, всегда, навсегда…

«Нажраться и забыться, – сквозь вертящиеся круги и какофонию звуков подумал Алик. – Забыться и нажраться. Нажраться, нажраться, забыться…»

Он повторял про себя два слова, как мантру защитную. Много раз, десятки сотни… А после рука сама потянулась к открытой бутылке «Чиваса», он поднес ее ко рту и залпом, не отрываясь, ополовинил. Внутри что-то ослабло, Алик сел на стул, выдохнул и, блаженно улыбаясь, прошептал:

– Нажраться и забыться…

«Смысл жизни в том, чтобы никогда не задавать себе вопрос «В чем смысл жизни… – как сытый кот, жмурясь на солнышке, лениво думал Алик. – Задашь, и все, кирдык, конец счастливой жизни. Вкривь, значит, жизнь пошла, в закоулки темные».

Он сидел на любимой скамейке у Патриарших прудов со стороны Малой Бронной, вдыхал одуряющий сладкий запах цветущих лип и улыбался первому по-настоящему летнему московскому солнышку. По случаю хорошей погоды народу на Патрики вылезла тьма. Большинство в майках и рубашках с короткими рукавами. Попадались и по пояс голые парни в шортах. Майами, острова Карибские. А градусов было всего 22. Уходило солнце за тучку, и холодом ощутимо тянуло. Но плевать московскому люду на объективную реальность. Истосковался люд по лету после затяжной холодной полуосени-полувесны. Решили – жарко, решили – хорошо, и стало жарко и хорошо. Сладкий липовый запах обволакивал бледную кожу москвичей не хуже подсоленного бриза на далеких экзотических островах. Расслабились москвичи, подобрели, гулять стали неспешно вокруг заболоченного квадратика в самом центре своего недоброго города. И Алик вместе со всеми расслабился. Он глубоко втянул в себя медовый липовый воздух с легкой ноткой неизбежных выхлопных газов, выдохнул с наслаждением и открыл небольшой коричневый чемоданчик, лежащий на коленях. Запах из чемоданчика был не менее приятным, чем липовый. Пахло свежей типографской краской с оттенком метала и пряностей. На дне лежало почти полтора десятка перетянутых резинками толстых розовых пачек. Миллион долларов в евровом эквиваленте. Пятисотенные купюры, международный символ криминальных удовольствий. Разменная монета наркобаронов, королей проституции и чуваков из следственного комитета. Запах цветущих патриарших лип смешивался с ароматом утонченных розовых европейских денег, образовывал чудесный, пьянящий и бодрящий коктейль. Коктейль назывался «Жизнь, черт возьми, удалась!», а может быть «Через тернии – к звездам!», а может, счастье безмятежное так пахнет. Миллион в коричневом чемоданчике не сам по себе взялся. Деньги не тараканы – сами по себе не заводятся. Пришлось долго и нудно вытряхивать миллион из банкира Андрея. Не доплатил он Алику перед Новым годом двушку, а после платить не торопился. Сначала длинные рождественские каникулы, потом День святого Валентина, 23 февраля, 8 Марта. Не до того. А там и апрель наступил. Нет, банкир откровенно не хамил, переводил сотню-другую тысяч долларов в месяц. А сам смотрел, удастся ли Алику восстановить свои прежние позиции в конторе. Потому что, если не удастся, чего платить? Он банкир, а не Санта-Клаус. Алику удалось. Первый заместитель самого Леонида Михайловича Карповича, правая рука, центровая извилина, русло широкое, по которому текут бурные финансовые потоки. Правда, совсем добить конкурентов не получилось. Да он особенно и не пытался. Знал, что ЛМ никогда не откажется от любимой системы сдержек и противовесов. Публично униженный на корпоративе, Михай остался на своем месте. Только место его значительно уменьшилось. То же произошло и с остальными. Высочайшей волей шефа в конторе сдвинулось равновесие. В его, Алика, сторону сдвинулось, но все равно осталось, не делось никуда. Он даже поделился добычей с Михаем. Не миллион, конечно, дал, а триста тысяч, но это полностью соответствовало новым реалиям и даже превосходило их. Бывший серый кардинал оценил широкий жест, долго тряс одарившую деньгами руку, клялся в вечной дружбе и каялся в прошлых грехах. Юрист вместо «Ягуара» получил тривиальный «Мерседес» Е-класса. Целоваться полез от полноты чувств. На следующий день шелковый после Нового года Валерка-безопасник доложил Алику о зреющем против него заговоре. Главными действующими лицами, естественно, являлись юрист и Михай. Они снова робко заползали бочком в кабинет шефа и аккуратно разъедали ему мозг проклюнувшимися, но еще не отросшими до конца зубками. Жизнь текла своим чередом. Только денег больше стало. Алик не обольщался. Сегодня шеф опустил зажравшуюся старую гвардию, его на первый план двинул. А завтра все наоборот может быть. И будет наверняка. Это жизнь, и ее надо принимать такой, какая она есть. И она тогда тебя примет. Живи, наслаждайся сегодняшнем днем, погодой хорошей, липовым цветом, миллионном в коричневом чемоданчике. А завтра… завтра будет завтра. Банкир Андрюша жил по сходной логике. Увидев, что Алик вырулил из дерьма, он заплатил остатки долга. Да еще и с процентами за задержку. Любому банкиру известно, уважаемым людям проценты за задержку платить надо. А неуважаемым в банки лучше не соваться. Обманут.

Алик умиротворенно сидел на скамейке, поглаживая чемоданчик и улыбаясь проходящим мимо мамашкам с колясками. Сегодня сделка закрылась окончательно. Пора перевернуть страницу и подвести итоги. Семь миллионов долларов поднял он на сделке. Меньше, чем планировалось, но все же сумма. В актив можно также записать укрепление положения в конторе и гармонизацию мятущейся души. Помирился он с собой, а точнее, примирился. Принял правила игры, и игра его немедленно вознаградила. Одна беда, Планка так и оставалась недостижимой. Распылились деньги неизвестно куда, протекли между пальцев, лишь ладони чуть влажными остались. Три с половиной миллиона ушли на покупку поместья под Москвой. Зачем ему дом на Рублевке, он и сам не понимал до конца. Есть же дача на Новой Риге. Вполне приличный коттедж 300 метров, все удобства, охрана, газ, супермаркет рядом. Но помирившись с миром, он почувствовал – Надо! Иначе мир не поймет и обидится. Жалко, что семья категорически отказалась переселяться в шикарный дворец. Пробки и взрослеющая дочь перечеркивали все преимущества лесной жизни. Пробки оставляли маленькую щель для проникновения в Москву между часом и тремя дня. Возвращение же в сосновый рай оказывалось более-менее вероятным лишь после двенадцати ночи. В такой иезуитский режим Алик втиснуться не мог. Подросшая дочь вообще прокляла все поместье в целом и каждую сосну в отдельности. Активный период подростковой социализации вступал в непримиримые противоречия с экологическими ценностями. Белочки, чистый воздух и зеленая травка против прогулки по Тверской в компании друзей-одноклассников. Силы были слишком неравны. В результате достигнутого компромисса дворец посещали, как все нормальные советские люди дачу – по выходным. Приезжали, жарили шашлыки, купались в пятнадцатиметровом бассейне и уезжали в воскресенье до обеда, чтобы не попасть в пробки. Разве что грядки не вскапывали. Следующей крупной тратой оказалась невообразимо дорогая предоплата за учебу Сашки в наикрутейшей английской частной школе. Судя по ценнику, путь со школьной скамьи оттуда был только один – прямиком в королевские покои на Трафальгарской площади. Впрочем, имелись и плюсы, половина проблем с рублевским поместьем при отъезде дочери отпадала. Забрезжила надежда на переезд в сосновую идиллию. Особенно если разрешат (о чем ходили упорные слухи) полеты вертолетов над Москвой. Покупка небольшого вертолета казалось сущей безделицей по сравнению с уже затраченными деньгами. К сожалению, на вертолет могло и не хватить, поскольку будущая учеба дочки повлекла приобретение скромной пятикомнатной квартиры в Лондоне за полтора миллиона фунтов. Должен же быть у девочки дом в чужой стране. Не сирота чай, кровинушка родная.