Брак с Медузой - Теодор Гамильтон Старджон

– Теперь оно пустое.

Единственным, с кем она соглашалась говорить, был низенький толстяк с круглым животиком. Когда они впервые остались одни, тот честно сказал:

– Мне не нравится, как с тобой здесь обращаются, но я должен делать свою работу. Мне поручили выяснить, почему ты отказываешься рассказать, что сообщило тебе летающее блюдце. Меня не интересует, что оно сказало, и я не буду об этом спрашивать. Мне надо только узнать, почему ты держишь это в секрете.

Он выяснял это довольно странным способом. Они часами беседовали о воспалении легких, перенесенном ею в детстве, о цветочном горшке, сделанном ею своими руками во втором классе и сброшенном матерью с пожарной лестницы, о том, как ее забывали забрать из школы, и даже о ее заветной мечте – держать обеими руками бокал с вином и смотреть поверх него на красивого мужчину. Однажды она объяснила своему собеседнику, почему не хочет рассказывать:

– Потому что оно говорило только со мной, и это больше никого не касается.

Девушка даже рассказала ему о мужчине, который перекрестился, глядя на нее. Это была вторая тайна, принадлежавшая только ей. Толстяк действительно оказался порядочным человеком. Именно он посоветовал ей, как держаться в суде.

– Я не должен это говорить, но тебя собираются судить по всей строгости закона – судья, присяжные и все такое. Но ты не бойся и говори только то, что хочешь, не больше и не меньше, ясно? И не позволяй вывести себя из равновесия. У тебя есть право на личную жизнь. Он встал, ругнулся и ушел.

Перед судом к ней пришел какой-то тип и долго рассказывал, что на Землю могут напасть из космоса существа гораздо более развитые и сильные, чем люди, и что у нее в руках, возможно, находится ключ к спасению человечества, а значит, она должна открыть свою тайну людям.

– Но если даже нападения из космоса не будет, – добавил он, – подумай о решающем преимуществе, которое ты можешь дать своей стране в борьбе с ее врагами. Потом он погрозил ей пальцем и сказал, что такое упрямство можно квалифицировать как пособничество врагам родины. Оказалось, что именно он будет защищать ее на суде.

К счастью, все обошлось. Ее признали виновной в неуважении к суду, и судья зачитал длинный список грозящих ей наказаний, из которых выбрал только одно, условное и с отсрочкой приговора. Ее вернули в тюрьму, а через несколько дней выпустили.

Сначала все складывалось удачно. Она нашла работу в ресторане и сняла комнату. Мать не пустила ее на порог, потому что о ней писали в газетах. Ее родительница пила, как лошадь, и время от времени ставила на уши весь квартал, однако у нее были свои представления о приличиях, и выдвинутые газетчиками обвинения в шпионаже плохо с ними сочетались. Поэтому она написала на почтовом ящике свою девичью фамилию, а дочь выставила вон.

В ресторане девушка встретила мужчину, который впервые в жизни пригласил ее на свидание. Последние сбережения были потрачены на красную сумочку в тон туфлям. Немного другого оттенка, но все-таки красную. Они пошли в кино, однако после фильма поклонник даже не попытался поцеловать ее, а сразу спросил, что сказало летающее блюдце. Она ничего не ответила и всю ночь проплакала в подушку.

Потом, на работе, какие-то мужчины в кабинке замолкали и хмурились, как только она проходила мимо. Они подозвали хозяина и долго с ним беседовали. Оказалось, что это инженеры-электронщики, выполняющие правительственный заказ, и они боятся обсуждать при ней свои дела, потому что вдруг она шпионка. Так она осталась без работы.

Однажды она увидела свое имя на панели музыкального автомата в закусочной и, бросив монетку, услышала пошлую песенку про летающее блюдце, вскружившее голову глупой девчонке. Пока слушала эту чушь, кто-то в забегаловке узнал ее и окликнул по имени. Четверка подвыпивших работяг преследовала ее до самого дома, пришлось подпереть дверь шкафом.

Ей удавалось пожить спокойно не больше пары месяцев, а потом кто-нибудь снова приглашал ее на свидание. В трех случаях из пяти не обходилось без слежки. Один раз ее кавалер арестовал следившего за ними парня, а два раза те, кто следил, арестовали кавалера. И все поголовно расспрашивали о летающем блюдце. Отправляясь с кем-то в ресторан или в кино, она старалась притвориться, что это настоящее свидание, но ничего не получалось.

Тогда она переехала на побережье и нашла новую работу – убирать по ночам в магазинах и конторах. Платили не бог весть что, но она радовалась, что будет меньше сталкиваться с людьми, способными узнать ее по фотографиям в газетах, которые все никак не успокаивались. Каждые год-полтора какой-нибудь ретивый писака снова начинал мусолить эту историю в журнале или воскресном приложении, а уж если кому случалось заметить в небе огни какого-нибудь прожектора или метеозонда, их сразу объявляли неопознанными летающими объектами, и тогда не обходилось без воспоминаний о «летающей тарелке, которая хотела рассказать секрет».

После каждого такого случая она боялась выходить на улицу днем. Какое-то время спасали книги, но очень скоро выяснилось, что большинство романов ничем не лучше фильмов, рассказывающих исключительно о красавицах, которые правят миром. Тогда она попыталась поближе познакомиться с животными и растениями. Но ее так больно укусил мерзкий маленький бурундучок, которого она хотела вызволить из проволочной изгороди, что интерес к животным пропал навсегда. А растения никак не выражали своих чувств.

Тогда-то ей и пришла в голову эта идея. Она насобирала бутылок, положила в них записки и запечатала. В свободное время отправлялась к морю и бросала бутылки в воду, стараясь попасть как можно дальше. Она верила: если бутылку найдет правильный человек, он получит единственную вещь в мире, которая ему поможет. Эти бутылки поддерживали ее на плаву целых три года. У каждого человека должно быть что-нибудь, ради чего стоит просыпаться по утрам. Однако пришел день, когда она поняла бессмысленность своей затеи. Можно сколько угодно пытаться помочь тому, в чьем существовании ты не уверен, но однажды ты поймешь: больше нельзя притворяться, что такой человек существует. И тогда – конец.

– Замерзла? – спросил я, когда она замолчала.

Море притихло, тени удлинились.

– Нет, – отозвалась она из темноты. И вдруг добавила: – Ты думаешь, я злюсь, потому что ты видел меня голой?

– Ты имеешь право злиться.

– Нет, не в этом дело. Я бы не хотела, чтобы ты видел меня даже в вечернем платье или простых джинсах. Тело не скроешь, его все равно видно. Я просто не хотела, чтобы ты меня видел.

– Именно я?

– Да, – поколебавшись, ответила она.

Я встал, потянулся и прошелся по песку, размышляя.

– А ФБР не мешало тебе бросать бутылки?

– Еще как! Они потратили уйму денег, охотясь за этими бутылками. Они до сих пор ищут, но им уже начинает надоедать. Ведь все записки одинаковые.

К моему удивлению, она рассмеялась. Она еще могла смеяться!

– Что здесь смешного?