Рикэм-бо «Стерегущий берег» - Антон Павлович Кротков

Дика на плечи, Игорь направился в направлении, в котором по его расчётам ушли товарищи.

Глава 108

Август 1947 года, Калифорния

Джон Тич по прозвищу «Чёрная борода» приехал менее чем через два часа после звонка Исмаилова, хотя разделяющее их расстояние вроде бы не позволяло предполагать такую оперативность. Бывший командир словно ожидал вызова где-то неподалёку. Хлопнув дверцей машины, бородач в тёмных очках подошёл к Исмаилову, они пожали руки. От мощной фигуры прославленного морского аса веяло спокойной уверенностью.

— По телефону ты толком ничего не рассказал о своих проблемах, и правильно сделал, — сдержанно похвалил Тич. — Но будь спокоен, лейтенант. Сам знаешь, я своих братьев по эскадрилье не бросаю. Тем более что я твой должник. Кстати, я ещё тогда подал на тебя представление на Военно-морской крест.

Игорь не стал вспоминать прошлое и говорить, что той награды он так и не получил (свой единственный орден он получил «посмертно»). Вместо этого Исмаилов пояснил, что с удовольствием примет помощь сослуживца, ибо он и его спутница нуждаются в надёжном убежище на какое-то время.

Тич кивнул.

— Хорошо, я помогу тебе залечь на дно.

Тич выглядел озабоченным, на переносице поверх дужки очков залегла глубокая вертикальная складка. Он кивнул на Клео, сидящую на скамейке с совершенно безучастным видом.

— Эта женщина… Её придётся вернуть.

Игорь возразил:

— Она не вещь. А главное, эта женщина не чужой мне человек.

Бородач склонил голову чуть набок, выражение его единственного живого глаза было скрыто за тёмным стеклом очков. Но вся его поза выражала удивление и недоумение.

— Послушай, лейтенант. То, что с ней сделали, сравнимо с лоботомией. Как только был прекращён приём препаратов, началось необратимое разрушение личности. Вскоре от неё останется лишь оболочка. Понимаешь? О-бо-ло-чка! — повторил он по слогам со скорбным выражением на лице.

— Извини за солдатскую прямоту, но твоя знакомая уже никогда не станет прежней.

У Игоря сжалось сердце. Не хотелось верить, что страстная натура подруги угасла навсегда, что из её бездонных глаз больше не будет выплёскиваться звенящий восторг перед жизнью. Бывший командир дружески положил ему руку на плечо.

— Поверь, лейтенант, мне очень жаль. Пусть утешением тебе послужит то, что твоя знакомая уже давно перестала быть той, которую ты когда-то знал. Ты считаешь её ангелом, но ангел это часто переодетый дьявол. Змея не может быть хорошей.

Тич говорил странные вещи. Кажется, его отнюдь не смущала собственная недосказанность, словно они оба итак прекрасно понимают о чём речь.

— Она была их человеком и предала своих хозяев. Пусть они с ней и разбираются. А тебя я прикрою. Как тогда, когда мы летали вместе.

Исмаилов ответил чуть ли не с яростью:

— Я не отдам эту женщину никому! Не стоит даже обсуждать.

Тич пожал плечами.

— Тогда извини… Но стать камикадзе я не спешу… Ты встал на пути у очень серьёзной конторы. Их группы зачистки укомплектованы лучшими ликвидаторами — выходцами из бывшего Управления специальных служб — УСС. А там держали только профи, обычно они стреляют в лицо не менее трёх раз, метя в нос, тогда убиваешь наверняка.

— Пусть.

Бородач повернулся к Игорю спиной и неторопливо вразвалочку направился обратно к своей машине. Однако, не дойдя, вернулся:

— Ты хорошо взвесил последствия такого шага, лейтенант? Тебе хоть известно, кто она теперь?

— Какая разница.

Игорю показалось, что бородач по-особенному взглянул на него сквозь свои непроницаемые очки. Помолчав, он произнёс, смягчаясь:

— Ну хорошо… Тогда поехали.

* * *

Они приехали на уединённое ранчо. Под деревьями стоял крепкий одноэтажный дом из красного кирпича. Дом окружала низкая широкая веранда, увитая зеленью. Позади дома поблёскивал на солнце искусственный пруд, по которому плавали утки и лебеди. Дальше виднелись какие-то хозяйские постройки и загоны для лошадей и скота. С первого взгляда было видно, что хозяйство крепкое.

Их встретил человек, которого Рич представил, как здешнего управляющего. Это был сухощавый мужчина лет тридцати. Внешность его была отталкивающей. В результате тяжёлой болезни или травмы его лицо сильно пострадало, пластическому хирургу лишь частично удалось справиться с уродством. У него был короткий вздёрнутый нос с большими, будто вывернутыми наружу ноздрями. Это напоминало свиной пятачок. На переносице сидели сильные очки с такими толстыми стёклами, что его увеличенные диоптриями глаза казались невероятно большими для его лица. Он напоминал глубоководную рыбу.

Глядя на управляющего, Игорь мог разглядеть сквозь толстые стекла поры на его бровях; линзы стекол, в свою очередь, были настолько заляпаны, что Исмаилов удивился про себя, что этот человек может что-то видеть в таких очках. В первые минуты встречи Шаркмен просто смотрел на Исмаилова широко открытыми немигающими глазами и молчал, отчего его сходство с рыбой только усилилось.

— Его зовут «Шаркмен» — сказал Тич. Он рассказал, что в войну его управляющий служил на подводной лодке. Его корабль получил торпеду в борт от японской субмарины. Лодка потеряла плавучесть и начала проваливаться в глубину. Шаркмен слышал тошнотворный звук лопающихся отсеков. Ему единственному из всего экипажа каким-то чудом удалось выбраться на поверхность. У медиков не было внятного объяснения, как, не смотря на тяжелейшую баротравму и другие увечья, пациент сумел выжить. Правда здоровье моряка было потеряно, и ему пришлось уйти с флота. Наверное, он ещё повредился рассудком.

— Что с ним произошло, я не знаю — продолжал Джон Тич. — Но Шаркмену незнакомо обычное для людей чувство страха. Да и прочие сильные эмоции как будто умерли в его душе. Ужасные воспоминания его не мучают. Чтобы в этом разобраться, надо быть психиатром, а не бывшим лётчиком. Я держу его за преданность и молчаливую готовность выполнить любой мой приказ. Прикажи я ему ликвидировать самого себя, и уверен, что он молча выйдет из комнаты и удавится. Но я этого никогда не сделаю, ибо, где я найду другого такого.

* * *

В этот же день к вечеру Тич привёз врача для Клео. Оставив доктора с больной, мужчины вышли на террасу дома. Тёплый ветер, наполненный ароматами трав и диких цветов, ласкал лицо. Взгляду открылась беспредельная даль. Там где зеленая прерия сливалась с голубыми небесами, пламенел диск заходящего солнца. Игорь невольно залюбовался красотищей, даже забыв на короткое время про свои тревоги и печали.

Тич уселся в плетёное кресло и предложил Игорю