Алая Вуаль - Шелби Махёрин

— не единственные, кто прибудет, когда чары снимут в Канун Дня Всех Святых. Некромант не сможет устоять перед соблазном — если ты решишь остаться на Реквиеме, это будет его единственная возможность добраться до тебя до Йоля87. Он не захочет рисковать.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я бы не стал. — Он отступает назад, подальше от меня, и возвращается к столу с завтраком, раскрывая единственное блюдо, к которому я не притронулась. Открывает единственный кубок с кровью. Он осушает половину одним глотком, и я наблюдаю, разрываясь между отвращением и восхищением, как работает его горло и рука сжимает кварц. Часть меня задается вопросом, каково это на вкус для вампира. Часть меня ненавидит себя за этот вопрос. — Некроманту так нужна твоя кровь, — говорит он спустя мгновение, — что в поисках ее он убил по меньшей мере шесть существ — и одно из них прямо у Башни Шассеров. Он не потрудился спрятать тела своих жертв, что говорит мне о том, что он либо глуп, либо бесстрашен. Надо полагать, последнее. Он не собирается ждать еще два месяца, чтобы захватить свой приз.

С легким звоном он возвращает кубок на позолоченный поднос. Однако ко мне он больше не подходит.

— Ты хочешь использовать меня как приманку, — наконец говорю я.

При других обстоятельствах это могло бы ранить сильнее, но сейчас слишком важно. Если Некромант преуспеет, я не только умру, но он также разорвет вуаль между живыми и мертвыми. Кто знает, какие последствия последуют за этим? А что, если вуаль, однажды разорванная, останется открытой навсегда?

Михаль наклоняет голову. — Я понимаю, что ты напуган, но…—

— Было бы глупо не бояться, не так ли? Этот человек хочет собрать мою кровь, чтобы воскресить мертвых, и он все равно попытается это сделать, независимо от того, вальсирую я, как бабочка, или трушусь в своей комнате. — Я поднимаю коробку с одеждой и прижимаю ее к груди, как некий щит, а может, просто что-то, что нужно делать с руками. Завтрашний день внезапно становится очень близким. — В любом случае я буду в опасности, и когда он воспользуется снятыми чарами, мы тоже должны быть готовы. Мы должны быть готовы.

Михаль долгое время ничего не говорит, а просто смотрит на меня. Затем — его челюсть сжимается.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, Селия.

— Я тоже.

Эти слова пугают даже меня, и инстинктивно я крепче сжимаю коробку в ответ. Но это правда — я не уйду спокойно, когда придет Некромант, и если он думает, что сможет взять меня без боя, то это будет его последней ошибкой. Я не кукла. Я — Невеста Смерти, и я использую против него все оружие, которое есть в моем арсенале. Каждый секрет.

Ты не можешь получить что-то просто так, Селия.

Если я хочу победить Некроманта, мне понадобится помощь Михаля.

— Михаль, — я иду к нему с вновь обретенной целеустремленностью, — ты должен знать еще кое-что. Я нашла в кресте моей сестры записку от тайного любовника. Они планировали сбежать, но Моргана убила ее прежде, чем они успели это сделать. — Прижав коробку с одеждой к груди, я снимаю крест с воротника и показываю клочок пергамента внутри. Когда я разворачиваю его, между бровей Михаля появляется складка, и он быстро прочитывает слова. — Почерк совпадает с письмом, которое Дмитрий получил от Некроманта.

Его глаза переходят на мои.

— Ты думаешь, он был ее тайным любовником?

— Да.

Он издал резкий, недоверчивый вздох.

— Но это значит…

— Я знаю. — Еще раз сложив записку в крестик, я надежно убираю обе записки и забираю коробку с одеждой из жестких рук Михаля. Теперь нам остается только ждать. — Некромант планирует убить меня, чтобы воскресить мою сестру.

Глава 45

Маскарад, Часть I

Талемир

Две недели назад я думала, что умру в Канун Дня Всех Святых. С тех пор все изменилось — и все, и ничего. Разгладив серебристый лиф платья, поправив маску из органзы и сделав глубокий вдох, я выхожу в коридор за пределами своей комнаты. По замку уже разносятся слабые звуки призрачной скрипки и нежный рокот голосов. По словам Одессы, праздник начнется не раньше полуночи, но я могу так долго сидеть в своей комнате.

Коко и Лу скоро будут здесь. Они будут здесь, в Реквиеме, чтобы я могла поговорить с ними, увидеть и обнять. Надеюсь, Рид и Бо тоже.

И Жан-Люк.

Моя грудь сжимается так, что корсет тут ни при чем. После того, как мы расстались в Цезарине, я не могу представить, что он будет рад меня видеть. Уходи, сказал он тем ужасно пустым голосом, и не возвращайся. Но это… это было потом. Я сопротивляюсь желанию погрызть ногти, которые Одесса накрасила прозрачным лаком. Возможно, Жан изменил свое мнение за те часы, что прошли с тех пор, как я его покинула; возможно, после того как его гнев угас, он понял, что не ненавидит меня, в конце концов. Я поднимаю руки, чтобы ущипнуть себя за щеки. Захочет ли он поговорить со мной о том, что произошло? Захочет ли он изменить мое мнение?

Хуже того — моя грудь сжимается неимоверно сильно — что он сказал остальным о том, что произошло в порту? Рассердятся ли они на меня за то, что я уехала с Михалем? Он ведь угрожал убить Коко, и они никак не могут узнать, что он передумал. Да и важно ли вообще, что он передумал? У меня нет ответа — у меня нет ни одного ответа, — и, когда следующий вопрос затронет меня, я думаю, что мне снова станет плохо.

А что, если никто не придет вообще?

В их глазах, возможно, я предпочла Михаля им, предпочла Реквием Цезарину. Они уже знают, что я нарушила клятву, данную Шассерам. Возможно, они воспримут мой поступок как непростительный, как безвозвратный разрыв нашей дружбы. Да. Теперь меня определенно будет тошнить. Кроме…

Некроманта.

Помимо того, что я причинил ему боль, Жан-Люк остается капитаном Шассеров, и он не оставит без внимания то, что Михаль сказал в гавани. Он не может позволить себе игнорировать это. Если я хоть немного знаю Жан-Люка, он будет настаивать на должной тщательности, и целый отряд охотников заполонит остров сегодня ночью — потому что если Михаль сказала правду, мы как никогда близки к поимке Некроманта, а если я сказала правду, Некромант преследует меня.

Жан-Люк слишком много работал, чтобы пропустить это событие. Славу.