В свободном падении - Антон Секисов

не ожидая, грубо ввинтился толпу, тщедушный, но злобный, средоточие ненависти, схватил хрупкое существо за руку и увлёк за собой. Потом, уже в подворотне, поил существо минералкой, полчаса выясняя, где существо живёт. Оказалось, недалеко. Я взвалил Майю на плечи, донёс до дома, и, прислонив к двери, позвонил в дверь. Открыла мать: красивая женщина, в халате, растрёпанная, кажется, только что оторвавшаяся от сексуальных утех. «Вот, забирайте» — буркнул я, и добавил зачем-то: «извините». И, не оглядываясь, ушёл. Ясно помню, как меня догоняли, свирепые и незаслуженные, материнские проклятия.

— А это — Наргиз, — Майя представила мне свою спутницу — невысокую черноволосую девушку, одетую в вязаное платье. Девушка без улыбки кивнула мне.

Я пригласил их за стол. Майя уселась бодро и решительно, задев меня грудью, Наргиз — опасливо, на краешек стула, переводя внимательный взгляд с меня на моё пиво и обратно. Я же следил за её руками, аккуратно взрезавшими свой бутерброд при помощи тупого пластикового ножа. Пышноволосая, с черноглазым, пронзительным взором, Наргиз своей внешностью напомнила мне певицу Грейс Слик. Я понял это, когда сами собой в голове прозвучало: «Want you need somebody to love, Don’t you need somebody to love?..». Постер с роскошной хиппи-певицей провёл на стене в моей комнате много времени — стыдно сказать, сколько раз я… короче говоря, Грейс Слик мне очень нравилась. Я собрал, возможно, самую полную коллекцию её фотографий, каждую из которых бережно поместил под целлофан пухлого, в кожаном переплёте, альбома. Магия рассыпалась, когда на глаза мне случайно попалось её фото несколькигодничной давности. Вместо языческой богини я увидел милую крючконосую старушку с белоснежным шаром волос вокруг черепа. С тех пор всерьёз и надолго в моей комнате воцарилась Дебби Харри, вероломно сместившая с пьедестала кумиров старуху Грейс.

Из рассказа Майи следовало, что она и Наргиз вместе стажировались в рекламном агентстве, располагавшемся в двух шагах отсюда. Вкратце обрисовав своё нынешнее положение — Майя заканчивала бакалавриат, жила с родителями, успела уже побывать замужем и развестись, не нажив детей, я полагаю, к всеобщему благу — она углубилась в воспоминания из нашего совместного беспокойного прошлого. Не отрываясь от еды, мы обменивались с ней короткими фразами, примерно такими: «Как давно мы не виделись!.. Да уж, давненько… А ведь хорошо мы проводили время! Помню, я лежала в ванной обкуренная, в одежде, а ты поливал меня из душа… Нет, что-то такого не припомню. Наверное, это был не я… Ах, ну да, точно, но всё равно… Время-то мы хорошо проводили… Да, были времена… Надо бы как-нибудь повторить!.. Это конечно, это обязательно… О, ты живёшь один? Любопытно, очень интересно. Но ты приглашай, если, там… будет желание, время… Конечно, если хочешь, можно прямо сегодня, после работы, у меня убрано, купим вина, посидим… Вот это хорошо, вот это здорово! А ты не против, если Наргиз пойдёт с нами, она рядом с тобой живёт, поблизости… Конечно, конечно, приходите, я буду ждать…».

Я отпил умеренно гадкого пива, слизнул пенку с губ и уловил очередной настороженный взгляд Наргиз.

— Что-то не так? — поинтересовался я, не сдержавшись.

— Ты… пьёшь пиво во время обеденного перерыва? — произнесла она голосом, преисполненным холодного ужаса. Таким голосом следователь спрашивает у маньяка-людоеда: «Ты… и вправду съел живьём всех этих детей?»

— Ну а что же мне ещё пить? — я искренне удивился. — Здесь не подают ни вина, ни виски. Даже слабоалкогольных коктейлей — и тех не подают. Так что приходится, да, ничего не попишешь.

Девушки ушли, а я посидел ещё немного наедине с остатками пищи, среди скомканных жирных бумаг. «Ты… пьёшь пиво… в обеденный перерыв…» — озвучил я ещё раз слова Наргиз вслух. Надежда на секс втроем, едва вспыхнув, окончательно угасла.

Поглотив всю еду и затупив несколько мятных зубочисток о свои скалистые зубы, я, кряхтя, встал и отправился обратно в офис. Живот благодушно урчал.

После обеденного перерыва, как всегда, к нам заглянул начальник. Карнавально одетый (в просторную зелёную рубашку, абрикосовый галстук в косую полоску, светлые брюки и жилетку), он по привычке перемещал своё энергичное маленькое тело из конца кабинета в конец. По отвратительному запаху гнили и свежих экскрементов, разнёсшемуся по помещению, я догадался, что Александр Градский опять разогревала свою домашнюю трапезу. В том, что пища, источавшая этот аромат, была по-настоящему натуральной и полезной, я не сомневался ни минуты. С детства я усвоил, что всё, что полезно, имеет безобразный запах и вкус. Начальник прекрасно знал причину возникновения резкого запаха, но всё же задал вопрос, который задавал всегда, глядя в упор на Градского. «Почему у вас в кабинете опять пахнет говном?» — спросил босс. Градский, потупившись, нервно чавкала своей едой.

Я занял своё место у монитора, отхлёбывая дымящийся крепкий чай.

— Ребята, — начальник шагнул к нам в отсек и бесстрастным лицом изрёк, — у меня к вам вопрос. А кто-нибудь из вас знает, что такое фистинг?

Я услышал, как качнулся под кудрявым Олегом стул.

— Что? — хрипло переспросила Алёна, несколько запоздало прикрыв окошко с пасьянсом.

— Фистинг, — охотно повторил начальник, обводя нас добродушным взглядом.

Олег хихикал и краснел, с трудом сдерживая бродившие внутри раскаты оглушительного хохота. Конечно, рукоблуд несчастный, ты прекрасно знаешь, что такое фистинг, спокойно подумал про Олега я. Даже мне, отнюдь не ценителю порнографического искусства, был знаком этот термин. Всему виной был мой широкий кругозор. Так что когда начальник обратился с тем же вопросом ко мне, я, откашлявшись, негромко проговорил: «Фистинг, Олег Валентинович — это сексуальная практика, которая подразумевает введение нескольких пальцев (также известный как фингеринг) или кулака одной или двух рук в вагину или анус».

В отсеке, где сидели дамы, что-то громко свалилось на пол. Кажется, это упал половник. Олег Валентинович смерил меня долгим внимательным взглядом. Оправив жилетку, он сказал: «Спасибо, теперь буду знать», и стремительно удалился. Олег, весь раздувшийся, красный, трясущийся, засунул себе кулак в рот (это действие, вероятно, тоже имело какое-то официальное название), чтобы ещё чуть-чуть продержать в себе своё конское ржание. Алёна молча вернулась к раскладыванию пасьянса.

Остаток рабочего дня пролетел незаметно. Без пяти шесть сотрудники в полном составе сидели у двери, полностью собранные. Совсем уже раздавленные многочасовым бездельем, они (то есть мы) с тоской наблюдали за перемещением минутной стрелки. Когда она поравнялась с цифрой «двенадцать», выждав одну или две секунды для приличия, сотрудники бросились за дверь. Я, проявив силу воли, выдержал ещё секунд пять.

Придя домой, первым делом я обнаружил, что у меня не работает унитаз. Вода никак не