В свободном падении - Антон Секисов

class="p1">Я встряхнул остатки колы и отхлебнул. Кола была отвратительна, как будто я пил собственную слюну, разбавленную льдом.

— Я знаю, кот, что я не произвожу хорошего впечатления, — продолжал я. — Даже когда моё тело не украшают разнообразные увечия физические, людям очень хорошо видны мои увечия духовные и социальные. С сожалением стоит признать, что для большинства людей я — негативный пример. При моём появлении матери всегда будут указывать на меня своим детишкам — если будешь много пить и курить, и слушать рок-музыку, станешь вот таким, как этот дядя. И детишки, плача, клятвенно поклянутся никогда не пить и не курить. В чём моя проблема, а, кот? Вроде бы я неплохо образован, умён, по крайней мере, умнее большинства, мне сопутствует некоторая удача, но почему это всё не работает, почему всё идёт не так?

Ответа не было. Кот облизнул лапу и равнодушно зевнул.

— Вероятно, я в некотором роде умственно отсталый, понимаешь, кот? — говорил я, рассеяно ковыряясь картошкой в соусе. — Я — недоразвитая особь. Хочешь знать почему? Потому что у меня отсутствует механизм адаптации. Я не умею жить, вот в чём беда. Все вокруг меня как-то устраиваются. Если употребить пример из животного мира, который близок тебе, и сравнить нас, людей, например, со слепнями или мухами, то получается, что все вокруг успешно впиваются в тело жизни, глубоко засовывают в него свой хоботок и потом находят в нём свою тёплую нишу, свой уютный закуток, в который, как личинку, могут отложить и комфортно разместить свой нехитрый мир. Я же насекомое, которое, хотя, как и все, может позволить себе выбрать любой участок на бесконечном существе жизни, не умеет этого делать, просто физически не умеет, понимаешь, кот? Вместо этого, такие как я, просто хаотично летают вокруг этого тела, громко жужжа, пока раздражённая нашей бесполезностью жизнь нас не прихлопывает.

Кот спрыгнул со стула, собираясь, по всей видимости, уйти.

— Прошу тебя, кот, не уходи, — взмолился я. Кот остановился и, облизнув собственное плечо, вновь уставился на меня.

— Послушай меня внимательно, кот, — я склонился к нему и, обхватив за живот, вернул на стул. Кот сразу же стал нервно облизываться, осквернённый прикосновениями человека. — Я ещё никому не предлагал и, может быть, никогда не предложу никому ничего подобного, так что, будь любезен, оторвись на секунду от своего живота.

Кот смотрел на меня внимательными, умными глазами.

— Я предлагаю тебе жить со мной вместе, как тебе такая идея, а? Не могу сказать, что я идеальный сосед, я, в общем, не аккуратист, но и тебе можно будет избегать противных любому нормальному самцу гигиенических условностей, — на секунду я усомнился, что мой собеседник действительно является самцом. Я приподнял его ещё раз и твёрдо убедился в этом. — Я всюду постелю газеты, и ты сможешь гадить совершенно свободно. Я придумаю тебе крутое имя. Буду называть тебя, например, Хэнк. Как тебе имя Хэнк?

Кот потоптался на стуле, брезгливо отряхивая лапки.

— Что, хочешь более изысканное имя? Хочешь, буду называть тебя Дориан? А, как тебе? Нравится? Я не буду кастрировать тебя, Дориан, не буду помыкать тобой, мы будем жить как равноправные компаньоны. Однако, если ты будешь демонстрировать мне свою вредность, например, специально нагадишь мне на подушку, а я, не заметив этого, улягусь на неё, или же ты будешь вести себя как неуправляемый хищник, будешь нападать на меня из-за угла, то наши отношения сразу же будут прекращены. Ты будешь тотчас отправлен на самую ужаснейшую из всех помоек, на помойку головинского района. Но, — заключил я, заметив, что кот несколько сник, — я уверен, нам удастся избежать подобных недоразумений. Я уверен, нам будет хорошо вместе, быть может, две заблудшие души, объединившись, мы найдём счастье. Что скажешь, Дориан?

Кот спрыгнул со стула, вновь намереваясь уйти.

— Куда же ты всё время уходишь, Дориан? Может, ты обижаешься, что я не поделился с тобой едой?

Я отщипнул от остывшего бургера то, что лживо именовалось мясом и бросил кусочек перед котом. Кот вяло обнюхал предложенное лакомство и, взмахнув хвостом, припустил в подворотню.

— Подожди… постой! — кричал я ему вслед. — Неужели ты не любишь фаст-фуд?

Но кота, как некоторые говорят, и след простыл. Я обречённо вздохнул и, оставив развороченные обёртки из-под еды на подносе, вышел под не желающий переставать дождь. В животе бурлили, перемешиваясь, пища и алкоголь. Широкие пасмурные тротуары были пусты, только вездесущие влюблённые со своим непрекращающимся слюнообменом не желали прятаться от слякоти. Даже облезлые собаки, и те отсиживались под скамьями, а влюблённые — нет, всё таскались по открытым площадям. Я надвинул на лицо капюшон, дабы не оскорблять их эстетического чувства, и спустился в подземный переход.

Внизу громыхало метро, над землёй ревели стаи машин. Неслышный никому, понапрасну будоражил струны уличный музыкант. Подземный ветер, швыряя в стороны обрывки мокрых газет, трепал и мои непослушные волосы.