«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная

Клюев даже призывал сестер выступить с требованием прекращения взаимных репрессий, ухудшающих и без того безысходное положение военнопленных. Берлин счел бессмысленными дальнейшие реверансы в сторону русских комиссий и собирался отказать Клюевой в последнем свидании с мужем. Тем не менее, после эмоционального обращения сестры, что ей невыносимо тяжело быть рядом с супругом и не иметь возможности попрощаться с ним до конца войны, а может быть, и навсегда, третья встреча все же состоялась[187].

Возвращавшиеся из инспекционных поездок сестры принимались вдовствующей императрицей и сообщали ей о своих наблюдениях[188]. Отчеты и дневники публиковались в изданиях РОКК и в отдельных брошюрах[189]. Однако сведения о тяжелом положении пленных были в большей степени использованы в целях пропаганды, чем для организации планомерной помощи. Более весомыми были последствия на местах, где сами пленные свидетельствовали об улучшении режима и повышении внимания комендатуры к жалобам заключенных на произвол охраны. Кроме того, делегаты Датского Красного Креста, входившие в состав комиссий, активизировали свою деятельность по организации поддержки русских военнопленных[190]. В целом же взаимные визиты сестер милосердия в лагеря, состоявшиеся в результате соглашения между монархиями на Восточном фронте, представляются скорее пережитками аристократической традиции ведения войны и являются яркой иллюстрацией непрямолинейного движения к войне тотальной.

ПОПЫТКИ РЕОРГАНИЗАЦИИ СФЕРЫ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ ПРИ ВРЕМЕННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ

После Февральской революции общественные организации в унисон с новой властью обвинили в неудачах помощи русским военнопленным прежний режим. МГК, начавший выпуск специального журнала «Русский военнопленный», утверждал, что «…старая власть, вставшая на точку зрения, с которой страдалец за родину, пленный казался ей чуть ли не синонимом изменника родине, чрезвычайно отягощала эту трагедию [положение военнопленных — О.Н.]. Работа по организации и осуществлению помощи русским военнопленным протекала в полном безмолвии, вырванная из бодрящей атмосферы гласности и народного сочувствия, натыкаясь на многочисленные и всякого рода препятствия»[191]. Неспособность уже нового правительства обеспечить пленным должную поддержку также объяснялась последствиями политики царского режима, обусловившей существование множества ведомств и несогласованность их усилий. После февраля 1917 г. вопрос о помощи военнопленным рассматривался общественными организациями как одно из возможных полей сотрудничества с новой властью. В Декларации Первой российской конференции работников РОКК провозглашалось намерение «усилить заботы о пленных товарищах, братьях и друзьях наших» и «поспешить на помощь правительству нашим опытом и знаниями на фронте, в тылу и в лагерях военнопленных»[192]. Общественные организации пытались готовить военнопленных к возвращению в свободное отечество, для чего распространяли в лагерях тематические брошюры[193].

Принципиальных изменений в порядке финансирования и организации помощи все же не произошло. Уже в конце марта 1917 г. сенатор А.Д. Арбузов, сотрудник ликвидированного Центрального комитета помощи военнопленным, докладывал на заседании ГУ РОКК об отсутствии денежных средств на счетах организации и о необходимости продовольственной помощи военнопленным, приостановка которой грозила последним голодным вымиранием. На основании этого РОКК направило Временному правительству ходатайство об отпуске 4 млн руб., причем оно содержало просьбу об ускорении решения и выдаче аванса в обход Межведомственного совещания. Несмотря на повторные личные обращения графа П.Н. Игнатьева к отдельным членам правительства, вплоть до начала мая запросы оставались без ответа. Полученная позже от Г.Е. Львова бумага настаивала на соблюдении порядка рассмотрения вопроса согласно правилам, установленным еще в январе 1915 г.[194] В свою очередь, товарищ министра финансов обратил внимание РОКК на тот факт, что материальная помощь военнопленным не была осуществлена даже тогда, когда в деле участвовала бывшая императрица, намекая, что в данный момент подобные мероприятия тем более невозможны[195].

Основная дискуссия по вопросам помощи русским военнопленным протекала в общем русле попыток нового правительства унифицировать деятельность общественных организаций на фронте и в тылу, подчинив их государственным структурам. Частная благотворительность рассматривалась как «следствие неподготовленности старой власти к разрешению задач, вызванных войной в деле снабжения армии», вследствие чего обеспечение тыла и фронта приняло «уродливую форму»[196]. Однако сами общественные организации, прежде всего ВСГ и РОКК, признавая необходимость создания контролирующего и направляющего органа, выступили резко против полного подчинения центральным ведомствам. Причем РОКК, ранее подчинявшееся государственным институтам, стало настаивать на своем международном статусе и сохранении автономии в делах внутреннего распорядка[197]. Деятельность организаций по вопросам помощи военнопленным так и не была унифицирована, ограничившись структурными изменениями отдельных комитетов[198].

Попытка создать собственные организации помощи предпринималась со стороны досрочно возвратившихся на родину пленных. Союз бежавших и Союз вернувшихся военнопленных ставили своей целью не только помощь товарищам в трудоустройстве или работу с соответствующими учреждениями помощи, но и регистрацию возвращавшихся, проведение встреч и сбор исторического материала о жизни в лагерях. Обе организации занимались устройством митингов, сбором денег, публикацией речей ораторов в прессе, а также призывали самих репатриантов принимать «серьезное участие своим трудом в деле помощи»[199].

ОГОСУДАРСТВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ПОМОЩИ ПОСЛЕ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

С апреля 1918 г. выработкой перспективных линий и координацией мероприятий репатриации и реабилитации военнопленных старой армии занималась созданная в составе Наркомвоендела Центральная коллегия по делам пленных и беженцев (далее — Центропленбеж)[200]. Вынужденная развертывать свою деятельность за счет использования запасов продовольствия и обмундирования общественных организаций, она первоначально допускала их участие в межведомственных совещаниях. Однако почти сразу совместная работа привела к конфронтации. РОКК, сославшись на свой негосударственный статус, отказывалось подчиняться распоряжениям центральных органов, обосновывая необходимость самостоятельной деятельности внешнеполитическими трудностями советского правительства. Данный демарш был поддержан МГК, заявившим, что «выдача представителям Центропленбеж сертификатов Красного Креста является актом фиктивным и может лишь уронить авторитет РОКК в глазах иностранных правительств и общественных организаций». В ответ председатель Коллегии указал на распоряжение Совета народных комиссаров (СНК), согласно которому РОКК было обязано не только выполнять все задания Центропленбеж, но и отчитываться перед ней в своей деятельности[201]. Противостояние по вопросам разделения компетенций возникло и между общественными организациями и советским представительством в Берлине. Последнее «во избежание двоевластия» требовало, чтобы деятельность МГК за границей проходила исключительно под его контролем[202].

Под предлогом централизации мероприятий репатриации государственные органы переводили в свое ведение санитарные учреждения общественных организаций вместе с оборудованием и персоналом[203]. Мощная атака была проведена на более слабые в ресурсном отношении комитеты пленных. Центропленбеж регулярно подчеркивала, что «всевозможные союзы военнопленных, например: Союз бежавших из плена, Союз близких и родных, Союз военнопленных врачей — суть организации частного характера, действующие как таковые совершенно самостоятельно и независимо, и органами Коллегии не являются»[204]. Пользуясь материальной базой общественных организаций, государственные институты отказывали им в политическом признании, особенно жестко ограничивая