Последний Дозор - Сергей Лукьяненко

А вот эта древняя легенда, как ни странно,правдива. Вампиры не могут войти в чужой дом без приглашения. Никто не знает,почему это так.

Дверь за Брюсом закрылась. Я отпустилподлокотники кресла — на белом атласе остались мокрые отпечатки ладоней. Темныеотпечатки.

Плохо, когда ночь не спишь. Нервы начинаютшалить.

Но зато я твердо знаю, что у Мастера вампировЭдинбурга нет никакой информации об убийце.

Я распаковал чемодан. Повесил на плечикисветлый льняной костюм, пару свежих рубашек. Посмотрел в окно. Покачал головой.Достал шорты и футболку с надписью «Ночной Дозор». Хулиганство, конечно, номало ли странных надписей на футболках?

Потом мое внимание привлек витиеватый,каллиграфический текст в рамочке на стене. Я уже заметил одну такую рамочкувнизу и одну на лестнице — по всей гостинице, что ли, развешены? Подошел поближеи с удивлением прочитал:

By oppression’s woes and pains,

By your sons in servile chains,

We will drain our dearest veins

But they shall be free![2]

— Ай да сукин сын! — сказал я. Почтис восхищением. И ведь даже люди, останавливающиеся в гостинице, ничего дурногобы не заподозрили!

Бесспорно, у Брюса было такое же чувствоюмора, как и у вампира, высосавшего жертву в аттракционе «Замок вампиров».Прекрасный кандидат на роль убийцы.

Одна беда — под таким ударом, который онполучил, врать Брюс попросту не мог.

Туристы — это самая ужасная порода людей.Иногда возникает смутное подозрение, что любой народ за пределы страныстарается отправить самых неприятных своих представителей — самых шумных, самыхневоспитанных, самых бестолковых. Но, наверное, все проще. Наверное, в голове укаждого человека срабатывает секретный переключатель «работа-отдых» и отключаетпроцентов восемьдесят мозгов.

Впрочем, на отдыхе и оставшихся двадцати болеечем достаточно.

Я шел в толпе, которая медленно продвигалась кзамку на холме. Нет, я не собирался сейчас изучать суровое обиталище гордыхшотландских королей. Хотелось почувствовать атмосферу города.

Атмосфера мне нравилась. Как и в любомтуристическом месте, веселье было отчасти наигранным, горячечным, подстегнутымалкоголем. И все-таки люди вокруг радовались жизни, улыбались друг другу и навремя отринули свои заботы.

Машины сюда заезжали редко, большей частьютакси. В основном люди шли пешком — текущие к замку и обратно потокисмешивались, вращались тихими омутами вокруг выступающих посреди улицыартистов, тонкими ручейками втекали в пабы, просачивались в двери магазинов.Бесконечная человеческая река.

Прекрасное место для Светлого Иного. Хотя иутомительное.

Свернув в переулок, я неторопливо спустилсявниз, к разделяющему город на старую и новую части оврагу. Тут тоже попадалисьи пабы, и сувенирные лавки. Но туристов было меньше, ритм безудержногокарнавала стих. Я сверился с картой — это было проще, чем использовать магию, —и двинулся к мосту через широченный овраг, когда-то бывший озером Лох-Нор.Теперь озеро-овраг прошло последний этап эволюции и превратилось в парк, местопрогулок горожан и тех туристов, кому надоели шум и суета.

На мосту снова клубились туристы. Оккупировалидвухэтажные экскурсионные автобусы, наблюдали за уличными артистами, елимороженое, задумчиво разглядывая старый замок на холме.

А на лужайке плясали, размахивая саблями,казаки.

Повинуясь тому стыдливому любопытству, скоторым праздношатающийся турист смотрит за рубежом на работающихсоотечественников, я подошел ближе.

Ярко-красные рубахи. Широченные шаровары.Сабли из титанового сплава — чтобы красиво искрили при фехтовании и размахиватьбыло легче. Застывшие улыбки.

Четверо мужиков отплясывали вприсядку.

И разговаривали — хоть и с украинскимакцентом, но на исконно русском языке. Можно даже сказать — на секретном языке.В более цензурном варианте это звучало бы так.

— Мать твою! — цедил сквозь зубыбодро приплясывающий бутафорский казак. — Шевелись, тля! Ритм держи,презерватив рваный!

— Пошел ты! — не переставаяулыбаться, отвечал ему второй ряженый. — Не тренди, маши руками, баблоуходит!

— Танька, сука! — подхватывалтретий. — Выходи!

Девушка в цветастом платье принялась плясать,давая «казакам» короткую передышку. Но все-таки успела ответить достойно и безматюков:

— Козлы, я вся взмокла, а вы яйца чешете!

Я стал выбираться из жужжащей камерами ищелкающей фотоаппаратами толпы. Рядом со мной какая-то девушка отчетливоспросила по-русски своего спутника:

— Кошмар какой… они всегда так матерятся,как ты думаешь?

Да, интересный вопрос. Всегда? Или только зарубежом? Все? Или только наши? В той наивной и странной вере, что вне Россииникто не знает русского?

Лучше я буду думать, что так общаются всеуличные артисты.

Автобусы.

Туристы.

Пабы.

Магазины.

В сквере блуждает мим, ощупывая несуществующиестены, — грустный человек в невидимом лабиринте.

Играет на саксофоне невозмутимый негр в килте.

Я понимал, почему не спешу в «ПодземельяШотландии». Я должен вдохнуть в себя этот город. Почувствовать его — кожей,телом… кровью в венах.

Я поброжу в толпе еще немного. А потом куплюбилет и пойду в комнату страха.

Аттракцион не работал. На каменных опорахмоста осталась огромная зазывная вывеска. Стилизованная под «вход в древнееподземелье» двустворчатая дверь была открыта, но проем на уровне грудиперетянут веревочкой. На ней висела табличка, вежливо извещающая, чтоаттракцион закрыт по техническим причинам.

Честно говоря, я был удивлен. Виктор погибпять дней назад. Достаточный срок, чтобы провести любое полицейскоерасследование. Ночной Дозор Эдинбурга осмотрел бы все, что требуется, вообще неоповещая людей.

Но — закрыто…