Молитва по ассасину - Роберт Ферриньо

— Но ты — не хороший мусульманин. Разве не это ты только что заявил?

Ракким даже не улыбнулся.

— Неужели вы действительно считали меня настолько неподходящим для нее?

— Для Сары у меня были другие планы. Впрочем, и для тебя тоже. — Глава службы безопасности резко взмахнул ладонью против течения, забрызгав листву каплями воды. — И чего я добился?

— Вы сами воспитали ее независимой. Женщины имеют право…

— Права предоставляются волей наделенных властью, — перебил его Рыжебородый.

Ракким вдруг насторожился. Правая сторона лица его собеседника выглядела какой-то безжизненной. Поначалу он решил, будто плохое освещение сыграло с его глазами злую шутку.

— Что с вами случилось? — Бывший фидаин наклонился ближе. — Вы прихрамываете на левую ногу, а вот здесь… — Он легонько коснулся щеки Рыжебородого. — Свежий шрам. Борода в этом месте не растет. Что-то случилось.

— Месяц назад на меня было совершено покушение. Нападавшие мертвы. Я — нет. Вот и все.

— «Черные халаты»?

Рыжебородый пожал плечами.

— Как ты уже говорил, мулла Оксли слишком осторожен, чтобы напасть на меня открыто. Но возможно, есть человек в его окружении, один из заместителей, стремящийся выслужиться. А может быть, они здесь вообще ни при чем, просто появился новый игрок.

— И все-таки кто, по-вашему, стоит за этим покушением?

— Найди Сару. Потом, может быть, мы вместе попытаемся найти ответ на этот вопрос.

Зная Рыжебородого, Ракким оставил дальнейшие попытки вытянуть из него какую-либо дополнительную информацию.

— Если Сара сбежала в пятницу, сейчас она может находиться где угодно. Вы должны были вызвать меня раньше.

— Она еще здесь. Звонок сделан с местного аппарата. Информация о ней передана на все вокзалы и в аэропорты.

— Есть другие способы покинуть город.

— Сара не в курсе, что спасает свою жизнь. Думает, что ей достаточно спрятаться на некоторое время. Дождаться, пока я не отменю свадьбу. Сиэтл она знает. Вряд ли у нее возникнет желание уехать из города. Сара думает, будто позвонит мне через месяц, пригласит вместе пообедать, а я поругаюсь и прощу ее. Аллах свидетель, я бы так и поступил, но у нас нет такой роскоши, как месяц. — Рыжебородый, выпрямившись, болезненно поморщился. — Я собрал для тебя всю необходимую информацию — список телефонных звонков за последние шесть месяцев, блоки памяти из ее компьютеров, список друзей. — Его голос сделался по-деловому спокойным. — Если понадобится что-нибудь еще, тебе нужно только позвонить и…

— Я справлюсь.

Рыжебородый смотрел мимо него.

— Узнав о твоем намерении податься в фидаины, я решил, что ты ушел из моей жизни. Приказал себе считать тебя мертвым, но ты не умер. Шли годы, ночи становились все длиннее. Все чаще я бродил по дому, и только эхо собственных шагов сопровождало меня. Я жалел, что тебя нет рядом. — Он проглотил комок в горле. — Сара… — Великан замолчал, но голову не опустил. — Теперь ушла и она. Я во всем виню себя.

Если он и надеялся услышать от Раккима заверения, будто все вовсе не так, то наверняка понимал, как долго придется ждать.

Они сидели у водопада, молча внимая шуму падающей воды. Одни в саду, невидимые для звезд и спутников. Ни один из них не мог с точностью сказать, наблюдает ли за ними Аллах.

Наконец Ракким закатал рукав и, просунув руку прямо сквозь водопад, достал из тайника пару бутылок кока-колы. Одну он передал ошеломленному Рыжебородому, вторую открыл и сделал большой глоток. От холода шипучего напитка приятно заломило зубы.

— А-а-х! Что бы там ни говорили, а джихад-кола — помои. — Он чокнулся с главой службы безопасности. — Плевать на эмбарго.

Рыжебородый некоторое время безмолвно таращился на него.

— Давно разнюхал?

— Примерно через месяц после того, как оказался в вашем доме.

Хозяин тайника, покачав головой, отвинтил крышку.

— Сколько раз говорил себе, что нужно считать бутылки.

Ракким позволял себе совершить набег на запасы воспитателя исключительно после их очередного пополнения. А еще он никогда не рассказывал о потайном гроте Саре. Даже когда угощал ее краденой колой. Она бы точно не удержалась и непременно проговорилась дяде. Причем не из жадности, а по причине свойственной ей импульсивности и склонности к умышленной демонстрации пренебрежительного отношения к общепринятым правилам. Он любил Сару за ее независимый характер, но предпочитал соблюдать осторожность.

Ракким сделал большой глоток.

— Эти голодранцы в Библейском поясе, конечно, злобные безбожники и едят свинину, но, следует признать, шипучку делать умеют.

Рыжебородый припал губами к горлышку бутылки.

— У этих голодранцев есть формула, вот в чем все дело.

— Нашим ученым давно пора заняться этой формулой. — Ракким с любовью рассматривал темное стекло в лунном свете. — Кто бы мог предположить, что нечто столь прекрасное станет незаконным? — поинтересовался тоном самой невинности. — Хранение контрабанды. Два года каторги без условно-досрочного освобождения.

— Даже не пытайся понять закон.

— Закон — вне моего понимания, мы оба знаем это. — Бывший фидаин сделал еще глоток. — Когда-нибудь пробовали «королевскую» колу?

— Пробовал, только очень давно.

— Я попробовал впервые восемь лет назад… в Теннесси… это была моя первая самостоятельная операция в Библейском поясе. Проверял слухи о возобновлении работ над ядерным оружием в старой лаборатории Оук-Риджа. — Он ненадолго умолк, наслаждаясь вкусом напитка. — Три месяца ушло на акклиматизацию. Я был безбородым как новорожденный. Добывал живицу в лесу, ходил по домам — ремонтировал бытовые приборы, болтал с домохозяйками и работниками фабрики. Стал посещать местную церковь. Сидел рядом с местным шерифом — тощим чернокожим с темно-красным родимым пятном на щеке — и распевал во все горло «Старый крепкий крест». Мне нравится этот церковный гимн. Не встретил никаких мерзавцев. Предполагалось, что среди голодранцев они должны быть, а я никого не нашел. Хорошие люди… Этим я тоже был поражен. Сара всегда говорила, что они ничем от нас не отличаются. «Учи историю, Ракким». — Поглаживая бутылку пальцами, он ощутил на себе взгляд Рыжебородого. — А еда… тебе дают свежий персиковый пирог после службы на Троицу, а еще персик и шарик домашнего ванильного мороженого — как тут не задуматься о возвращении в старую веру. Не смотрите на меня так — я говорю правду. Я был там. Люди, еда, маленькие радости… девушки в летних платьях… мелочи, конечно, но если бы не Сара, не воспоминания о ней… — Ракким покосился на главу службы безопасности. — И никаких ядерных бомб я тоже не нашел. По крайней мере, датчики не зафиксировали ни малейших признаков радиации. — Он встряхнул бутылку, следя за пузырьками, устремившимися к поверхности. — Жители Оук-Риджа обожают «королевскую» колу. Дороги у них хуже, чем у нас, говядину найти почти невозможно, зато в напитках нет недостатка: «севен-ап», «баббл-ап», чистейший самогон и бурбон, настолько мягкий, что его пьешь словно солнечный свет. Я пил все это, дядя. Пришлось по долгу службы. Местные жители боятся шпионов, и мужчина, который отказывается от стаканчика виски, вызывает подозрение. Впрочем, кока-кола все равно осталась моим любимым напитком. Так что можете сказать моему имаму, что я не совсем пропащий. — Он поднес бутылку к губам, почувствовал, как ледяная сладость лавиной прокатилась по горлу, и в упор взглянул на Рыжебородого. — Свежая кока-кола — самая лучшая в Библейском поясе, и все равно она не может сравниться по вкусу с той, что я воровал из вашего тайника. Как вы думаете, почему, дядя?