Любовник смерти - Борис Акунин

В пятом часу пришли посредники от Обчества,два спокойных, медлительных “деда” из уважаемых воров. Назвали место для стыка— Коровий луг в Лужниках — и время: ровно в семь. Ещё сказали, Упырь желаетзнать, всей ли ему колодой приезжать или как.

“Дедов” посадили в передней комнате чай пить,ответа ждать, а сами столпились у Князя вокруг стола. Даже Боцман с улицыприкатил, боялся, обойдут его.

Небось первый крикнул:

— Все пойдём! Наваляем упырятам, будутпомнить.

Князь на него шикнул:

— Ты думай, башка, потом говори. У насдама есть? Нету. Смерть же с нами на Коровий луг махаться не поедет?

Все поулыбались шутке, стали ждать, чего Князьдальше скажет.

— А у Упыря дамой — Манька Рябая. Она впрошлый год двух легавых лбами стукнула так, что не встали, — продолжилКнязь, полируя щёточкой ногти. Он сидел нога на ногу, слова ронял неспешно —наверно, уже видел себя тузом.

— Знаем Маньку, женщинаосновательная, — подтвердил Боцман.

— Та-ак. Дальше глядите. Вот ты, Боцман,не в обиду сказать, калека. Какой от тебя на стыке прок?

Боцман запрыгал на своих обрубках,заволновался:

— Да я… Вон колотушкой как приложу —всякий напополам согнётся. Князь, ты ж меня знаешь!

— Колотушкой, — передразнил Князь,откусывая заусенец. — А у Упыря девяткой Вася Угрешский. Много ты противнего своей колотушкой намахаешь? То-то.

Боцман закручинился, захлюпал.

— Теперь шестёрку взять, — кивнул наКильку старшой.

Тот вскинулся:

— А чё я-то?

— А то. У них шестёркой Дубина. Онкулачищем гвоздь четырехвершковый в бревно забивает, а тебя, Килька, соплейперешибёшь. И что у нас, господа фартовые, выходит? А то выходит, что ихняяколода на стыке забьёт нашу как Бог свят. А после скажут, что Князь при всейколоде был, не станут разбирать, кто там малый, кто убогий, а кого вовсе небыло. Скажут-скажут, — повторил Князь в ответ на глухой ропот.

Тихо стало в комнате, скушно.

Сенька в самом уголке сидел, боялся — непогнали бы. Что на стык не возьмут, его не сильно печалило. Не большой он быллюбитель кулаками махать, да ещё против настоящих бойцов. Порвут недоростка и вземлю утопчут.

Князь на ногти полюбовался, ещё один заусенецоткусил-выплюнул.

— Зовите “дедов”. Я решаю. И молчок мне,не вянькать.

Килька сбегал за посредниками. Те вошли,встали у порога. Князь тоже поднялся.

— На стык вдвоём идти, такое моёмнение. — Посмотрел весело, чубом тряхнул. — Королю и ещё одному,кого король выберет. Так Упырю и передайте.

Очко на эти слова зевнул, прочие насупились.Но ни слова сказано не было — видно, перед чужими собачиться нельзя, подумалСенька.

Но и когда “деды” ушли, лаю не было. Раз Князьрешил, значит всё.

Килька Сеньке мигнул: выдь-ка.

В колидоре зашептал, шмыгая носом:

— Я то место хорошо знаю. Там сарайчикесть, сховаться можно. Айда засядем!

— А если увидят?

— На ножи поставят, как пить дать, —беззаботно махнул Килька. — У нас с этим строго. Да не пузырься, неувидят. Говорю, сарайчик важнеюший. В сено зароемся, никто не допрёт, а намвсё-будет видать.

Сеньке боязно стало, замялся. А Килька сплюнулна пол и говорит:

— Гляди, Скорик, как хочешь. А я побегу.Пока они телятся, поспею раньше.

Пошёл с ним, конечно, Сенька — куда деваться.Не девка ведь трусить. Да и посмотреть хотелось: шутка ли — настоящий фартовыйстык, где решится, кому на Москве тузом быть. Многие ль такое видали?

* * *

Бегать, конечно, не пришлось — это Килька так,к слову сказал. Денег у него, фартового, были полные карманы. Вышли наПокровку, подрядили лихача, покатили в Лужники, за город. Килька извозчику ещёрупь сверху посулил, чтоб гнал с ветерком. За двадцать три минуты по набережнойдокатили — Килька по своим серебряным часам считал.

Коровий луг был луг как луг: жёлтая трава,лопухи. С одной стороны, за речкой, торчали Воробьёвы горы, с другойНоводевичий монастырь с огородами.

— Вот здеся стыкнутся, большенегде, — показал Килька на истоптанную плешку, где сходились четыретропинки. — В траву не полезут, там сплошь лепёхи коровьи, штиблетыугваздаешь. А сарайчик — он вон он.

Сарайчик был дрянь, чихни — развалится.Поставленный когда-то для сенных надобностей, он, видно, достаивал последнее.До плешки от него было рукой подать — может, шагов десять или пятнадцать.

Залезли по лесенке на чердак, где старое, ещёпрошлогоднее сено. Залегли. Лесенку за собой утянули, чтоб не догадался никто,проверять не сунулся.

Килька опять на часы свои поглядел, говорит:

— Три с половиной минуты шестого. Двачаса ещё почти. В секу пошлёпаем, из полтинничка?

И потянул колоду из кармана. У Сеньки отстраха руки-ноги холодные и по спине мураши, а этому, вишь, в картишки!

— Денег нету.

— На щелбаны можно. Только простые, безвыверта, у меня башка не сильно крепкая.

Только роздали — голоса. Сзади, со стороныжелезки кто-то подошёл.

Килька к щели сунулся и шёпотом:

— Эй, Скорик, гликось!

Посмотрел и Сенька.

В обход сарая шли трое, по виду фартовые, ноСеньке на личность незнакомые. Один высоченный, плечистый, с маленькойстриженной головой; другой в картузе, сдвинутом на самые глаза, но все равнодаже сверху видно было, что у него проваленный нос; третий — маленькогоросточка, с длинными руками, в застёгнутом пиджаке.

— Ах, гад, — в самое ухо выдохнулКилька. — Что удумал. Ну беспардонщик!

Мужики зашли в сарай, так что дальше пришлосьподглядывать через щелястый потолок. Все трое легли на землю, сверху прикрылисьсеном.

— Кто беспардонщик? — тихо спросилСенька. — Это кто такие?

— Упырь беспардонщик, гнида. Это евоныебойцы, из его колоды. Здоровый — Дубина, шестёрка. Безносый — Клюв, восьмёркойу них. А маленький — Ёшка, валет. Ай, беда. Кончать наших будут.

— Почему кончать? — напугалсяСкорик.