Если ты найдешь это письмо? Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям - Ханна Бренчер

В тот вечер я одной из последних вышла из учебного центра поддержки. Я весь день просидела в углу кабинета, где стояла мини-сеть из четырех компьютеров, и плакала, читая истории о женщинах, уходивших от своих мужей, о парнях, бросавших своих девушек, чтобы обрести спасение в этой секте. Я записала все, что случилось со мной, и на следующее утро принесла этот отчет в миссию кампуса.

* * *

Поверишь или нет, но я попыталась втиснуть всю эту историю в два предложения и вставить ее в рассказ о своем «пути веры» так, чтобы она проскочила незамеченной. Не тут-то было! У других волонтеров возникли самые разные вопросы. Эта история снова всплыла вечером, перед тем как нам предстояло отбыть к местам несения волонтерской службы. Мы провели последний день, гуляя по променаду Атлантик-Сити, и побагровели от солнца, как лобстеры. Мы смыли песок и соль с тел и к ужину переоделись в свои лучшие шорты и сарафаны. В ожидании, пока для нас накроют столы в прибрежном итальянском ресторанчике, кто-то спросил, могу ли я подробнее рассказать свою историю. И я поведала группе о том, что случилось. Так же, как делают в коллекционных выпусках фильмов, я включила в свой рассказ все изъятые прежде сцены. А когда закончила его, один из благодарных слушателей спросил, что было дальше. Что было после того, как тебя вывернули наизнанку и заклеймили «самой эгоистичной грешницей столетия»? После того как администрация разослала по всему кампусу электронные письма с предостережением о присутствии на территории колледжа религиозной секты? Что стало с тобой, Ханна?

* * *

Ну, по правде говоря, вскоре я научилась превращать свою «сектантскую» историю в отличную репризу для выступлений на вечеринках и всяких сборищах. И это был гарантированный способ потрясти парня на первом свидании, ибо немногие могут начать фразу словами: «Однажды я едва не попала в секту…» Я здорово поднаторела в пересказе этой истории, подшучивая над ней и никогда не касаясь ее мучительности. Но если копнуть поглубже, ты, читатель, увидел бы истинную боль, которая жила внутри меня. Все мои молитвы рождались из желания схватить Бога за плечи и закричать: «Как получилось, что, когда я искала Тебя, Ты привел меня в этот кошмар?! Как так получается, что Ты позволяешь Своей религии становиться настолько уродливой, когда она попадает в руки некоторых людей?»

Через несколько дней, когда треволнения в кампусе улеглись, я позвонила маме, чтобы отчитаться о своих недавних открытиях касательно психологических тактик этой секты. Так со мной всегда бывает: я как одержимая бросаюсь исследовать то, что не могу понять. На этот раз моим «уловом» стали многочисленные свидетельства очевидцев и статьи об этой религиозной группе.

– Ты не поверишь, что я сегодня нашла! Помнишь, я рассказывала тебе о том, как они…

– Ханна, – сказала мама, не дав мне закончить, – я знаю, что ты хочешь во всем этом разобраться. Мне это понятно. Но эти ответы для тебя не так важны, как вопрос о том, где во всем этом Бог. – Она ненадолго умолкла. – Может быть, тебе нужно задуматься, что именно Бог вытащил тебя из всего этого? Что Он вмешался, когда это было нужно. И теперь ты свободна.

С этим настроем, с этой мудрой маминой мыслью о том, что, возможно, Бог спас меня от секты, я упаковала свое упрямое сердце и смену одежды и отправилась на уикэнд, отдыхать от колледжа. В горах Массачусетса, в каком-то случайном ретрит-центре, где готовят лучшие согревающие блюда на свете, я впервые освободилась от горечи. Я просто отложила ее на время. Я ходила по территории, обрамленной роскошными горами, которые были слишком далеки, чтобы добраться до места, где земля встречается с небом. Было столько веселья в крохотной комнатке с желтыми стенами, где я и пять других девушек сидели вместе между семинарами. Наша дружба зарождалась под картиной с изображением Иисуса, на которой он выглядел как модель из GQ.[12] В той комнате с желтыми стенами, которой трудно дать иное определение, кроме «комната с Иисусом из GQ», мы создавали некий особый род дружбы. Там я познакомилась со своей лучшей подругой Селией. Если бы не все переживания, я бы никогда не узнала Селию. Если у тебя когда-нибудь был лучший друг, с которым ты становишься лучше, чем мог бы стать в одиночку, то ты поймешь, как это было важно для меня – познакомиться с ней в той желтой комнате.

* * *

Это была та версия «после», которой я всегда придерживалась. Она была прочной, устойчивой и ни разу не поколебалась. По крайней мере, до того дня в кафедральном соборе Бронкса, дня, когда я переехала в Нью-Йорк. И внезапно «после» пошатнулось. Я чувствовала, как волна тошноты растеклась по моим внутренностям, пока мы молча стояли в центре храма. Словно я искала место, чтобы скрыться, но скрыться было некуда.

У меня было ощущение, будто я стою посреди квартиры бывшего бойфренда. Только там были церковные скамьи. И горящие свечи. И массивное распятие в передней части храма. Конечно, Бог – не мой бывший бойфренд (это просто чтобы внести ясность), но тип эмоций был тот же. Словно вспоминаешь все мелочи, заставляющие тебя тосковать по человеку, прощание с которым прошло не так, как хотелось. Это было знакомым почти до боли чувством – стоять посреди места, которое принадлежало Богу, и знать, что мы пока не совсем примирились.

Мы с Богом в том храме словно установили, наконец, «фейсбучный» статус наших отношений. И статус этот был ясен: «Сложные». Это были именно такие отношения, какие подразумевает слово «сложные». Мы были травмированными и отчужденными; мы не могли позволить нашему танцу длиться, поэтому все еще позванивали друг другу. Но никто из нас не мог набраться храбрости, чтобы задать определяющий вопрос: Ты остаешься или уходишь? Выбери один вариант.

Я ничего не сказала. Я промолчала и тогда, когда священник рассказывал нам историю церкви, и когда он сказал, что мы можем приходить сюда в любое время, днем или ночью: у нас были ключи. Я думала, что буду туда ходить. Я представляла, как поздним вечером, когда весь остальной мир спит, буду сидеть на этих скамьях и проникаться красотой церкви. Приходить сюда в два часа ночи, чтобы просто глядеть на витражные окна и задавать серьезные вопросы.

Но если бы я ушла, что мне оставалось бы сказать? Что осталось бы шептать в огромности этого храма Богу, который, как я надеялась, слышит меня свыше? «Нам нужно новое «после». Если Ты здесь, я думаю, нам нужно найти новое «после».

С того момента как мы ступили на землю Бронкса, мы словно оказались вовлечены в нечто большее, чем мы сами. Тебе наверняка знакомо это чувство: кажется, будто можно ненадолго уйти, потом вернуться – и все будет выглядеть прежним. Люди могут оказаться другими, их истории могут становиться светлее или мрачнее на протяжении медленно тянущихся августа и октября, но все вокруг по-прежнему будет пульсировать привычностью.

Мы стали близкими друг для друга, даже не прикладывая к этому усилий. Это не было похоже на то стремление подружиться, которое я ощущала в четвертом классе, когда стала одеваться в неоновые цвета – кричащие, режущие глаз фломастерные краски. Я думала, что из-за этого популярные девочки захотят сидеть рядом со мной в столовой. Непохоже на колледж, где мне казалось, будто нужно восемнадцать раз поужинать в ресторане с девчонками из моего общежития, прежде чем меня перестанет терзать страх, что они забудут обо мне. Ничего такого. Все просто: «Ты здесь, а значит, ты одна из нас. Ты теперь часть нас».