Ангелы и Демоны - Дэн Браун

— Пропагандистский вздор! — резко возразилЛэнгдон. Его всегда раздражали всевозможные теории заговоров, в изобилиираспространяемые современной массовой культурой. Средства массовой информациинаперегонки пророчат близкий конец света, самозваные «эксперты» наживаются наискусственно раздуваемой шумихе вокруг наступления 2000 года, выступая сизмышлениями о том, что братство «Иллюминати» не только здравствует ипроцветает, но исподволь ведет работу по установлению нового мирового порядка.Не так давно газета «Нью-Йорк таймс» сообщила о зловещих масонских связяхогромного числа известнейших личностей — сэра Артура Конан Дойла, герцогаКента, Питера Селлерса,[17] Ирвинга Берлина, [18]принца Филиппа,[19] Луи Армстронга, а также целого сонманынешних промышленных и финансовых магнатов.

— А это вам не доказательство? — Колер возмущеннымжестом указал на труп Ветра. — Тоже пропагандистский вздор, скажете?

— Я осознаю, как это может восприниматься на первый взгляд, —призывая на помощь все свои дипломатические способности, осторожно ответилЛэнгдон. — Однако на деле мне представляется куда более правдоподобным тообъяснение, что какая-то иная организация завладела эмблемой иллюминатов ииспользует ее в своих собственных целях.

— В каких там еще целях! Чего они добились этимубийством?

Еще один хороший вопрос, хмыкнул про себя Лэнгдон. Он,сколько ни напрягал свое недюжинное воображение, не мог себе представить, гдепосле четырехсот лет небытия могла отыскаться амбиграмма «Иллюминати».

— Скажу только одно, — решительно тряхнул головойЛэнгдон. — Даже если допустить факт возрождения «Иллюминати», каковуювозможность я отвергаю напрочь, братство все равно не могло быть причастно ксмерти Леонардо Ветра.

— Неужели?

— Никоим образом. Иллюминаты могли ставить своей цельюискоренение христианства, однако для ее достижения они бы использовали своиполитические и финансовые ресурсы и никогда не стали бы прибегать ктеррористическим актам. Более того, у братства существовал строгий моральныйкодекс, четко обозначавший круг их врагов. К ученым они относились снеобыкновенным пиететом. Убийство коллеги, в данном случае Леонардо Ветра, дляних было бы просто немыслимо.

— Возможно, вы так уверены потому, что не знаете одноговажного обстоятельства, — поднял на него холодный взгляд Колер. —Леонардо Ветра был отнюдь не обычным ученым.

— Мистер Колер, — досадливо поморщилсяЛэнгдон, — у меня нет сомнений в том, что Леонардо Ветра был разностороннеталантливым человеком, но факт остается фактом…

Колер вдруг развернул свое кресло-коляску и помчался прочьиз гостиной, оставляя за собой взвихрившиеся клубы студеного тумана.

«Господи, да что же он вытворяет?» — мысленно простоналЛэнгдон.

Он последовал за сумасбродным директором и увидел, что Колерподжидает его у небольшой ниши в дальнем конце коридора.

— Это кабинет Леонардо… — Колер указал надверь. — Думаю, после его осмотра вы несколько измените свое мнение.

Он неловко изогнулся в кресле и, покряхтывая, принялсявозиться с дверной ручкой. Наконец створка плавно скользнула в сторону.

Лэнгдон с любопытством заглянул в кабинет, и в ту же секундупо коже у него побежали мурашки.

«Боже, спаси и помилуй!..» — сами собой беззвучно прошепталиего губы.

Совсем в другой стране молодой охранник сидел передмножеством видеомониторов. Он внимательно наблюдал за беспрерывной чередойсменяющих друг друга изображений, передаваемых в реальном времени сотнямибеспроводных видеокамер, установленных по всему гигантскому комплексу.

Нарядный вестибюль.

Кабинет.

Кухня огромных размеров.

Картинки следовали одна за другой, охранник изо всех силборолся с одолевавшей его дремотой. Смена подходила к концу, однакобдительности он не терял. Служба его почетна, и в свое время он будет за неедостойно вознагражден.

Внезапно на одном из мониторов появился сигнал тревоги.Охранник инстинктивно нажал кнопку на панели управления. Изображение застыло.Он приник к экрану, всматриваясь в незнакомую картинку. Титры внизу экранасообщали, что она передается камерой № 86, ведущей наблюдение завестибюлем.

Однако на мониторе он видел отнюдь не вестибюль.

Лэнгдон, словно завороженный, в смятении разглядывалобстановку кабинета.

— Что это? — не в силах сдержаться, воскликнул он.

Даже не обрадовавшись уютному теплу, ласково повеявшему изоткрытой двери, он не без страха перешагнул порог.

Колер оставил его вопрос без ответа.

Лэнгдон же, не зная, что и подумать, переводил изумленныйвзгляд с одного предмета на другой. В кабинете была собрана самая странная коллекциявещей, какую он мог себе представить. На дальней стене висело огромных размеровдеревянное распятие. Испания, четырнадцатый век, тут же определил Лэнгдон. Надраспятием к потолку была подвешена металлическая модель вращающихся на своихорбитах планет. Слева находились написанная маслом Дева Мария и закатанная впластик Периодическая таблица химических элементов. Справа, между двумябронзовыми распятиями, был помещен плакат со знаменитым высказыванием АльбертаЭйнштейна: «БОГ НЕ ИГРАЕТ В КОСТИ СО ВСЕЛЕННОЙ». На рабочем столе Ветра онзаметил Библию в кожаном переплете, созданную Бором[20]пластиковую модель атома и миниатюрную копию статуи Моисея работы Микеланджело.

Ну и мешанина! Классический образчик эклектики, мелькнуло вголове у Лэнгдона. Несмотря на то что в тепле кабинета он должен был вроде бысогреться, его била неудержимая дрожь. Ученый чувствовал себя так, будто сталочевидцем битвы двух титанов философии… сокрушительного столкновенияпротивостоящих сил. Лэнгдон обежал взглядом названия стоящих на полках томов.

«Частица Бога».