Проклятая Черной Луной - Саша Урбан

простиралась поросшее высокой травой поле, обрамленное густой бамбуковой рощей. Лошади мужчин то и дело мелькали среди тонких стволов. Мотоко же пустила своего коня прямиком через поле. Комья грязи и травы вылетали из-под копыт, лягушки разрывались истерическим кваканьем, а перепуганные птицы взлетали то тут, то там. Мотоко же смеялась, как демон хаоса, спустившийся в бренный мир живых, чтобы навести свои порядки. И Яра скакала за ней, с каждым шагом чувствуя себе все легче и свободнее.

Вскоре высокая трава скрыла благородных дам, чинно трапезничавших на расстеленных коврах. Госпожа Мотоко гнала свою лошадь кругами, и животное, уставшее от таскания телеги, отзывалось на ее баловство довольным ржанием. Яра чувствовала, как приятная усталость тяжелит ее ноги и бедра. Она подставляла лицо ветру, позволяла ему трепать волосы, и смеялась, смеялась, пока легкие не начало жечь.

Она не сразу заметила, что Мотоко остановила своего скакуна и с нескрываемой улыбкой наблюдала за молодой девушкой. Яра подъехала к ней, поглаживая лошадь по мокрой шее.

— Дадим им отдохнуть, — скомандовала госпожа и соскользнула прямо в высокую колючую траву.

— Но нельзя же…

— Пропадать из виду? Нам точно никто «спасибо» не скажет за двух вымотанных лошадей, — покачала головой Мотоко. — Давай.

***

Господин Кин уже начинал дремать от прогулочного неторопливого хода коней. Он ехал в центре цепочки всадников, сопровождавших императора Реншу, и отчаянно боролся с тупой болью в ноге и чувством собственной неуместности. Зачем, вообще, госпожа Мин озадачилась их присутствием на этой дурацкой забаве? Несколько дворян отпустили несколько шуток о тканевом деле семьи Кин, мол, людям их происхождения не следует заниматься торговлей. На этом общение закончилось. Только господин Юн, молодой предводитель армии на границах, составил ему компанию, выуживая из своей памяти одну армейскую историю за другой.

А господин Кин продолжал сверлить взглядом спину императора Реншу. Тот ехал впереди, лениво переговариваясь с генералом-губернатором Джао, и то и дело посматривал по сторонам в поисках чего-то более увлекательного, чем россказни старого вояки.

«Ну вот зачем?» — устало подумал он.

— Поглядите, что это там? Неужто конюхи? — подал голос пожилой подслеповатый секретарь, ехавший в конце их небольшого эскорта. Все тут же остановились и принялись просматривать поле через поросль бамбука. Там два человека, со смехом и гиканьем, скакали через траву.

— Это женщины! — возмущённо воскликнул владелец жемчужного промысла. — Готов поклясться, это госпожа Мотоко. А с ней…

— Моя дочь, — прошептал господин Кин. Повернув голову, он заметил, что император, не отрываясь, наблюдает за девушками, пока они не спешились и не скрылись в высокой траве. Его тонкие губы изогнулись в улыбке.

Молодой император вернулся к разговору с генералом-губернатором. До Макото Кин долетели отзвуки: «Да, придворные астрологи до сих пор спорят о природе вероятного восстания. Но нужно убедиться, что тут нет влияния сил извне. Если окажется, что наши враги пытаются разрушить империю изнутри…»

Господин Юн, услышав эти слова, помрачнел. Источник его историй иссяк.

***

— Где ты научилась так держаться верхом? — спросила Мотоко, отлепляя ото лба пропитавшиеся потом пряди.

— Мой отец в свое время служил в кавалерии. Но после битвы с кочевниками ему сломали ногу, и он вернулся домой. Конь упал вместе с ним. Но он все равно любит этих животных, — заговорила Яра. Без тяжёлого пояса и тесного лифа, она словно опьянела от воздуха, и не могла полностью контролировать свою речь. — А ты…? То есть, Вы?

— Все в порядке. Меня научил мой отец. Кочевник. Его община заняла деревню, где я родилась, ещё до моего рождения. Потом Империя захватила деревню, а меня…

Она сжала челюсти, не позволяя словам вырваться наружу. Яра внимательно рассматривала ее лицо с зелёными пятнами солнца, пробивающегося сквозь густую траву. Мотоко оценивающе, с вызовом, глядела на Яру, ожидая реакции.

— Сколько тебе было?

— Тринадцать. Казалось бы, столько лет прошло… А Юна до сих пор осмеивают за то, что он связался с дочерью кочевника, — усмехнулась Мотоко, но вышло совсем невесело.

— И ты готова терпеть другую женщину в своем доме, лишь бы это прекратилось? — Яра придвинулась к ней.

Они сидели прямо на примятой траве, скрытые ото всех. Плечом к плечу, наблюдали за прыжками кузнечиков и причудливыми танцами стрекоз. Мотоко повернулась к ней и приблизила лицо, словно пытаясь рассмотреть Яру, настоящую Яру, под слоем макияжа, которому оказались не страшны ни пот, ни палящее солнце.

— Такова любовь. Я сказала себе, что готова на это ради Юна. Но, увидев тебя, даже подумала, что это может понравиться мне.

— Понравиться?

Вместо ответа Мотоко подалась вперёд, накрывая ее губы своими. Невинно, невесомо. Ее дыхание щекотало кожу. Ее пальцы обхватили плечо Яры через ткань рубашки. Яра застыла, сбитая с толку нахлынувшими ощущениями. Небывалой близостью, непривычной нежностью, и чем-то теплым, тягучим, нетерпеливым. Мотоко остановилась, отстранилась, отирая губы.

— Станешь женой Юна, договорюсь о том, чтобы он уступал тебя мне, — подмигнула она. — Думаю, после одного наследника он успокоится.

— Я… подумаю, — кивнула Яра, поднимаясь на ноги. Тепло прикосновений Мотоко резко контрастировало с холодным расчетом в ее словах. И эта разница резала ледяным ножом то самое теплое чувство в груди.

С кем бы она ни оказалась в этом дворце, у каждого будет на нее какой-то план.

На языке стало горько.

Яра взяла лошадь под уздцы и повела ее к привалу. Мужчины уже вернулись из рощи и теперь расположились рядом с женами, с удовольствием промачивая горло вином или переводя дыхание. Стоило Яре приблизиться, все взгляды устремились к ней.

Женщины с нескрываемой завистью смотрели на ее одеяние. Сами они мучились в своих тяжелых нарядах и продолжали чашка за чашкой пить горячий чай. Яра отдала лошадь слугам и попросила вернуть ей платье, но слуга виновато помотал головой.

— Приказ императора, госпожа, — пробормотал он. — Его Величество просит Вас составить ему компанию в поездке обратно.

— Но я… — замялась девушка. На лице слуги появился первобытный ужас, и Яра тут же взяла себя в руки, стряхнула усталость и обиду и поклонилась. — Это будет честью для меня.

Слуга благодарно поклонился.

— Его Величество попросил дать Вам другую