Хроники несчастных - Дмитрий Галабир

тем стыдливо спрашиваю я. – К чему весь этот цирк? Здесь! И сейчас?

– Цирк, говоришь? Думаю, не стоит уточнять, кто здесь клоун?

– Ответь, почему молчала всё это время? К чему это всё?

– К тому, что я устала ждать, Руслан, – тихо и хладнокровно отвечает Аня. – Странно, но именно здесь я и поняла, что ждать больше нечего. Всё надеялась, что ситуация разрешится в лучшую сторону, что ты образумишься, ведь мы семья всё-таки. Но поняла, наконец, что ничего такого не случится. Ты потерялся. В том числе и для самого себя. Сам не знаешь, что тебе нужно. А я теперь хочу только одного – выбраться отсюда и родить по-человечески. Стать хорошей матерью. И я рада, что мне выпала честь стать ею. Я буду самой лучшей мамой. А ты не переживай за то, что сделал или не сделал. Просто вытащи нас отсюда. Ты должен осознать, что нас здесь не двое, а трое. И если в тебе осталось хоть что-то человеческое, переживать ты будешь не только за себя, хоть мы тебе и не нужны уже.

Закончив свою тираду, она ложится на матрас, поджав ноги, и отворачивается к стене.

А мне внезапно хочется плакать.

Глава 5

За окном стоял вечер, когда эти двое вернулись.

Первой вошла Аасма, потом у порога обрисовалась и фигура того урода с дороги. Снова от одного его вида меня прошибает пот. Ему бы живым экспонатом в кунсткамеру – идеально бы вписался.

Закрыв дверь на замок, Аасма вешает ключи на привычный гвоздик и, оглядывая нас, давит лыбу.

Август на удивление спокоен. Не бросается на меня с кулаками, не стремится убить.

В руках у него поднос с тарелками. Он опускает их на пол и мне в глаза бросается заткнутая у него за пояс плётка с длинным черным хлыстом. Представляю, как он хлещет меня ей, как она впивается в мою кожу и мне становится плохо. Что-то отламывается от сердца, отрывается; по затылку и спине прокатывается покалывающая волна непреодолимого отчаяния и унижения.

– Ты огорчил меня, дорогой, – с сожалением произносит Аасма. – Придется преподать тебе урок.

– Что? – не выдавая страха, спрашиваю я. – Какой урок?

Подвал наполняется ароматом свежего бульона и вареной картошки.

На потяжелевших ногах поднимаюсь, сжимаю вспотевшие ладони в кулаки и встаю.

Тяжело дыша, Август чешет раздутую башку, скалится в кровожадной ухмылке и вынимает из-за пояса кнут. С наслаждением сжимает его рукоять, проводит рукой по хлысту…

– Ты сам во всем виноват, – меланхолично произносит Аасма. – И я надеюсь, ты примешь наказание достойно.

Она складывает руки на груди, постукивая пальцами по своим ребрам, а Август всё смотрит на меня и скалится. Предвкушает приятное занятие.

Передний край его засаленной мешковатой кофты, натянутой поверх комбинезона, колышется от неровного тяжелого дыхания, лоб напряжен и покрыт испариной. Виски пульсируют, на мясистом горбатом носу тоже проступили капли грязного пота.

– Я прошу вас, не надо! – слезно просит Аня. – Он больше так не будет! Слышите меня? Он больше не будет грубить!

Аасма смущенно поджимает губы, давая понять, что она тоже не восторге от всего происходящего, но выбора у неё не остается.

– Что бы вы не задумали, лучше не надо, – глухо говорю я. – Не надо!

Август в ответ еще шире скалится, Аасма вздёргивает бровь.

– Умоляю, не надо… – как загипнотизированная повторяет мои слова Аня.

– Всё будет хорошо, милая, – спокойно отвечает ей Аасма. – Твой муж справится.

Грядет сильная боль – я ощущаю это всей кожей, каждой клеткой тела. Грядет самый настоящий ужас.

– Просто скажите, что вам нужно? – спрашиваю я у Аасмы, ретируясь к стене, но не расслабляя кулаков. – Мы отдадим всё!

– Отдадите, – соглашается Аасма. – Но сначала ты понесешь наказание.

– Да что вы о себе возомнили, уроды? – злость становится нестерпимой. – Вы не имеете на это права!

– Август, любимый мой, ты готов? – спрашивает Аасма.

Тот в ответ кивает, искривляет губы в дикой ухмылке, причмокивает и вскидывает кнут на изготовку.

Я отскакиваю назад чуть ли не ударяясь затылком в стену. Всё также держу стойку, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – равной битва не получится.

– Не переусердствуй, милый, – просит Аасма Августа и, взмахнув ладонью, разрешает ему приступить.

Тот в ответ надувает грудь, облизывая дыру в губе и наступает.

Вскидывает плеть.

В последние мгновения перед ударом, заорав на сколько хватило сил, я ору и прыгаю на него в надежде ударить.

Промахиваюсь.

Прыжок спасает меня от первого удара. Плеть пролетает в нескольких сантиметрах от лица и ударяется о матрас, с треском распарывая его.

То же самое будет и с моей кожей?

– Прошу вас, не надо! – взмаливается Аня, но никто кроме меня её не слышит.

Август от удивления выпячивает нижнюю губу, наблюдая за моим перекошенным от страха лицом, а потом подлетает и бьет кулачищем в переносицу.

Нос вдавливается куда-то меж глаз, в глазах фейерверком рассыпаются разноцветные точки. Лишаюсь равновесия. На пошатнувшихся ногах прижимаюсь спиной к стене и сползаю вниз.

Больно.

Из носа течет кровь, лицо горит огнем, но что-то мне подсказывает, что это еще цветочки.

Снова взмах и вновь плеть взмывает в воздух.

Падаю на четвереньки и, поджав ноги, прижимаюсь всем телом к матрасу. Зажмурившись, закрываю лицо руками. Плеть вздымается еще раз и, хлёстко ударяясь о мое правое плечо, вгрызается в кожу. Боль от удара настолько сильная, что глотка у меня от крика чуть ли не разрывается на части.

Плечо словно ошпарили кипятком.

Август еще раз заносит плеть, готовясь к очередному удару и встаёт в более удобную позу, широко расставив ноги. Чтобы эти самые удары получались сильнее.

Группируюсь. Нужно вести себя насколько это возможно достойно – не кричать как девчонка и не скулить как псина.

Аня кричит всё громче, умоляя Аасму остановить весь этот ужас, но та не реагирует. Она наблюдает. Смотрит и получает удовольствие от моих криков и стонов, от этих ужасных звуков плети, вонзающихся в мою кожу.

Еще удар. По спине.

Кажется, сердце сейчас остановится. В глазах мутнеет.

Какое там достоинство? Меня скручивает изнутри так, что дышать становится просто невозможно.

Август шипит от переполняющего его удовольствия и снова бьет – теперь по пояснице.

– Хва-а-тит! Я пр… пр-р-рошу вас! – задыхаясь от боли, завываю я. – Умол-ляю! Пож… пож-а-а-луй-ста!

Вместо какого-либо ответа еще удар – прямо вдоль позвоночника. Решил на мне живого места не оставить.

Со спины на живот ручейками стекает теплая кровь и, просачиваясь сквозь рубашку, капает