Юность дедов наших - Дмитрий Алексеевич Кучеренко

class="p1">— Давай сюда, твари блохастые, трупоеды. Сюда я сказал! — кричал мужчина.

Волки отстали от саней и повернули назад. Мирон понимал, что сейчас всё закончится, но душу грело осознание того, что он скоро увидится со своей семьёй. Они давно ждут его там, куда уходят души человеческие. Мирон зло засмеялся. Так смеялись варяги, раззадоривая себя перед битвой. Старый солдат был рад тому, что предстанет перед своей женой и дочкой как воин, умрёт в схватке, а не на больничной койке.

— Давай, кто первый? Кого я собой заберу?

Вожак сразу бросился на лёгкую, как ему казалось, добычу. Мирон подставил левую руку ему в пасть, ножом ударил животному меж рёбер. Удар, два, три. Хищник заскулил и ослабил зубы.

— Не ждал, тварина? — безумно смеялся Мирон. — Следующий. Сюда, паскуды, я сказал.

В ту же секунду остальные волки с остервенением бросились на него все вместе.

Сани неслись к хутору. Вот уже крайние хаты, а вот и председательская. Лошадь, не останавливаясь, скакала на плетень, попыталась перепрыгнуть, но успела только поджать передние ноги и свалила его, таща за собой сани. Остановившись, как вкопанная, у самого крыльца, она тряслась, тяжело дышала и в безумстве озиралась вокруг, стараясь заметить какую-либо опасность.

Санька соскочил с саней и вбежал в дом. Там при свете керогаза парторг и председатель, услышавшие шум во дворе, уже одевались.

— Там, там, скорее, — запыхавшись, пытался объяснить парень, — дед Мирон на дороге спрыгнул, а там волки.

Андрей Егорович взял из сундука ружьё.

— Где?

— Километра два по дороге, в сторону района.

— Наган с собой? — обратился председатель к парторгу.

— Всегда с собой.

Они уселись в сани и поспешили на подмогу к старому Мирону. Кобыла, ещё не отошедшая от недавней скачки, снова резво рванула с места.

Увидав большие тёмные пятна на белой, снежной, накатанной дороге, они остановились. Председатель спешился.

— Не слазь, держи лошадь, чтобы не убежала, — сказал он парторгу, зарядил картечью ружьё и пошёл вперёд.

Перед ним предстала страшная картина: растерзанный Мирон лежал, раскинув руки, посередине дороги, рядом с ним огромный мёртвый волк. Ещё один хищник, сильно раненый, волоча за собой вывалившиеся из брюха внутренности, поскуливая и рыча одновременно, пытался отползти подальше. Андрей Егорович вскинул ружьё и дуплетом, почти в упор, разметал его голову по белому снегу.

В дом к Саньке почти вбежал парторг, перевернув стоявшую на пути табуретку.

— Ну, что? Мирон из саней выпал, а ты труханул и смылся, чтобы шкуру свою спасти? — накинулся он на подростка, — говори, падлёныш.

Санька не двинулся с места. Домна Ивановна тут же схватила из печи тяжёлую железную кочергу и выставила вперёд.

— Только попробуй, — процедила она сквозь зубы, — не посмотрю, что ты партийный, неделю на корячках ползать будешь.

Вошёл председатель и стал между ними.

— Угомонитесь вы, Мирону уже не поможешь, — сказал он, — Санька, расскажи, что там случилось.

— Да чего там говорить, всё ясно, — рявкнул парторг.

— Нас, когда волки догонять стали, — неуверенно начал подросток, — дедушка Мирон сказал мне не оборачиваться и гнать к вам во двор.

— И всё? — переспросил Андрей Егорович.

— Он ещё просил передать матери, что долг деду Ивану отдаёт.

Домна Ивановна подошла к сыну:

— Ясно всё. Иди на кровать, не виноват ты ни в чём. Ты сделал так, как он тебе сказал. Правильно, что послушался.

Парторг, вскипел и в бешенстве сверкал выпученными глазами.

— А мне вот не ясно, — кричал он, — что он правильно сделал? Бросил старика на дороге умирать.

Женщина невозмутимо села за стол.

— Мирон, ещё до революции, с отцом моим служил. Так вот, батька мой накрыл его собой во время бомбёжки, сам погиб, а Мирону ногу повредило. Её потом врачи ампутировали.

— Ну и что?

— А то, — уже раздражённо ответила хозяйка дома, — понял дед, что им обоим конец, вот и решил сослуживцу внука спасти. Он всегда говорил, что долг за ним, когда отца моего вспоминал, — она кинула презрительный взгляд на парторга с председателем, — не осталось больше в хуторе нашем мужиков настоящих, последнего волки разорвали.

5

В начале марта 1943 года на общем собрании колхоза председатель объявил, что Красная Армия отстояла Сталинград. Парторг толкнул официальную, полную пафоса речь о светлом будущем. Затем слово снова взял Андрей Егорович:

— В общем, земляки, научились наши мужики воевать. Полгода утюжили по одному городу, но выстояли. Не буду даже пытаться завернуть, как предыдущий оратор, всё равно не получится. Всё там по-геройски было. Пленных кучу набрали, даже какого-то важного военачальника в подвале прижали. Теперь по мере того, как наша армия будет изгонять врага, нам нужно готовить к восстановлению всё, что порушено.

Председатель замялся, закашлялся. Все поняли, что речи про победу — это прелюдия. Сейчас он скажет то, зачем всех собрал. Но что это? Какие ещё «радости» к безрадостной жизни добавятся?

— Пришла разнарядка из области, из каждой деревни выделить людей для разбора завалов в Сталинграде.

Кто-то из собравшихся выкрикнул:

— Кто будет на полях работать? План кто будет выполнять?

— А ну тихо! — рявкнул парторг. — Кто там рот раскрыл? Лагеря свободны, в Сибири все уместятся.

— Хватит, — резко прервал его председатель, — что Вы в самом деле? — вытер ладонью уставшие глаза и добавил с тяжестью в голосе, — у людей жилы рвутся. Устали все и душой, и телом. Поддержать надо, а не лагерями пугать. Не по-человечески это.

— А я не буду каждого уговаривать, у меня свои методы убеждения, — самодовольно ответил парторг.

Андрей Егорович подошёл ближе к односельчанам и сказал:

— Я знаю всё, что вы мне скажете, я такой же, как и вы, вместе тянем заместо лошади, но разнарядки из области не обсуждаются. Будьте готовы к тому, что кто-то один всё же поедет. Больше ничего сделать не могу.

Вечером в дом Василя пришёл председатель. София чистила картошку, сидя на лавочке, и думала о чем-то, немного нахмурившись. Андрей Егорович нерешительно постучал и приоткрыл дверь:

— Здравствуйте, хозяева, в гости пустите?

Хозяйка дома удивлённо посмотрела на него, затем изменилась в лице, бросила нож в ведро и сказала решительно:

— Даже не думай.

Председатель попытался что-то сказать, оправдаться, но она была непреклонна:

— Нет, я сказала, никуда он не поедет. Не пущу!

— Вот, я знал, что ты ругаться будешь, поэтому и пришёл сам, заранее всё объяснить.

— Не хрен мне объяснять, — отрезала София, — всех уже забрали: и мужа, и Пашку. Теперь вот и до младшего добрались. Совсем одна останусь.

Председатель подошёл ближе и старался, как мог успокоить её.

— Перестань. Мужики