Последняя битва - Алексей Бобл

В глубокой расселине за спиной застучали камни, недалеко от костра взволнованно зашипели проснувшиеся манисы. Быстро поднявшись, Крум подхватил утыканную шипами дубинку, шагнул к краю, вглядываясь в черную бездну. Следопыт знал: такие звуки могут принести опасность. На Крыме он без труда распознал бы, почему по склону просыпались камни, но здесь, у Разлома, все было по-другому. Тут не живут крабы и катраны, нет медуз, а кохар — висящий на шее мешочек со снадобьем, отпугивающим мутафагов, — не действует на местных хищников. К костру мог подбираться неизвестный Круму зверь, а может, и того хуже, лазутчик московских кланов, вынюхивающий подходы к лагерям кочевых племен. В Московии полно незнакомых запахов, заслышав которые, даже опытный следопыт быстро терялся, не в силах распознать, к кому те относятся: животному или человеку. Поэтому кочевые держались каменистых равнин и расселин, стараясь встать лагерем подальше от непривычных глазу рощей.

Снизу долетели слабые всплески, и все стихло. Крум постоял, шаря взглядом по окрестностям. Вдалеке, где через Разлом от склона к склону протянулся длинный мост, светился огнями захваченный поселок. Оттуда иногда доносились громкие возгласы и редкие выстрелы: воины из племени Чембы праздновали недавнюю победу, ведь они завладели еще одной дорогой на Москву. Кажется, ее называют Можайским трактом. Недовольно покачав головой, следопыт вернулся к костру. Беспечно мутанты себя ведут, ночью напоказ выставляются, силой хвастают, он бы никогда так не поступил.

Опустившись на землю, кивнул Демиру, мол, все спокойно, поджал ноги и принялся за незаконченное дело — обматывать полосками сыромятной кожи рукоять ножа, хитро сплетая узелки в один ряд, чтобы потная ладонь во время схватки с врагом нечаянно не соскользнула. Нож из плавника катрана — опасное оружие. Если не уметь с ним управляться, то можно поранить в первую очередь себя, настолько острые у него грани. Само же лезвие шершавое, как наждак, стоит провести по матово-черной поверхности — и хорошо, если останешься без кожи на пальцах, бывало, что неумехи сдирали мясо до кости, становясь на всю жизнь калеками.

— Чиво-о молчишь? — не выдержал Стоян. Верзила подался вперед, выпятив нижнюю челюсть. Плохо дело, совсем завелся.

— Думаю, — спокойно сказал Демир и склонил голову набок. Качнув высоким гребнем седых волос, просунул худую морщинистую кисть в банку, зачерпнул катраньего масла и растер по ладоням, после чего принялся смазывать гребень, роняя на лицо жирные капли. Волосы станут еще жестче и засверкают на солнце. Враги будут бояться одного его вида, считая, что из головы старого мутанта торчат стальные шипы, которыми он проткнет их в схватке.

— Думает… старый дурень, — старший из братьев-мутантов заухал, довольный тем, что Демир не смог ответить на вопрос, и повторил: — Думает…

Стоян, сняв с ремня динамитную шашку, пихнул локтем Жива и показал ему взрывчатку.

— Чиво думать? Поджигай, бросай, — он повернулся к Тодору. — Вот так.

Щелкнул пальцами и достал из кармана меховых штанов зажигалку, чтобы запалить фитиль.

Тодор опустил тесак, уставился на брата, морща бугристый лоб. Он был младшим среди Верзил и вообще разговаривать не умел.

— Заткнись, Стоян, — ответил ему старик. На его блестящих от масла волосах играли сполохи костра. — А вы, молодые, чего ухи развесили? Самоходка та была броней обвешана, взрывом не возьмешь. Видали, сколько воинов Чембы там полегло?

Младшие братья закивали. Крум хмыкнул, дернув плечами, не прекращая возиться с рукоятью ножа.

— Глупые потому что, — продолжал Демир, — лезли на рожон. Мозгов совсем нет, как у Стояна.

Старший Верзила побагровел.

— Самоходку было не взять, — заключил старик.

Он закрыл банку, завинтив крышку, передвинул со спины на живот походную суму, пошитую из мочевого пузыря маниса, и стал бережно складывать в нее свои вещи: точильный камень, моток веревки, оптическую трубу с треснувшей впереди линзой, пружинный самострел. Хорошо наточенный кинжал Демир сунул в ножны на поясе и добавил:

— Дурни мы, что за Ханом пошли. Не надо было с Крыма уходить.

— Чиво-о?! — проревел Стоян, поднимаясь. — Хан — вождь нашего племени. Чемба — великий вождь всех племен!

Верзила перешагнул костер, протягивая ручищи к старику. Вот теперь пора было вмешаться. Крум сделал кувырок, оказавшись в круге света, встал между Стояном и Демиром, выставив перед собой нож. И все это одним плавным движением.

— Понеслась, — бросил Жив.

Крум, как и Демир, предпочитал штанам короткую меховую юбку, а плетеным из лозы сандалиям, которые носили большинство кочевников, — кожаные мокасины на мягких подошвах, те долго не снашиваются и на камнях не скользят, в них по горе Крым удобней лазать.

Острие ножа едва не коснулось выпяченного подбородка Стояна. Зарычав, Верзила выбил нож, занес кулак над головой Крума, который был вдвое ниже ростом. И тому ничего не оставалось, как двинуть коленом противнику между ног.

— О-о-о! — вырвалось из глотки здоровяка.

Его лицо исказилось, глаза выкатились из орбит, взревев, он схватил Крума за шею. Тот врезал ему ладонями по ушам, и Стоян, разжав пальцы, с громким воем повалился спиной в костер.

Пыхнуло, затрещали ветки, во все стороны полетели искры, запахло паленым мехом. Стоян перекатился на живот. Безрукавка на спине занялась синим пламенем. Демир обошел присевшего Крума и плеснул из фляги Верзиле на спину.

Жив, подпрыгивая от возбуждения, что-то лопотал, не умевший говорить Тодор от переизбытка чувств несколько раз стукнул себя кулаками по высокому бугристому лбу. Оба предвкушали зрелище и не спешили вмешиваться, надеясь, что Стоян быстро поднимется и накостыляет наглому низкорослому Круму по полной. А уж потом братья вместе с Демиром полезут их разнимать, чтобы один другого не прибил ненароком, если дело зайдет слишком далеко.

Стоян сел, тряхнул головой, разинув рот. Отыскал взглядом Крума, пожевав губами, сплюнул в костер и не спеша встал на ноги. Крылья его носа раздувались, как жабры катрана, глаза безумно сверкали. Он пригнулся, сжав кулаки, хищно ощерился и уже хотел двинуться на следопыта, когда из темноты донеслось.

— Да вот же они. Эй!

Все повернулись на звонкий голос. Тодор с Живом растерянно переглянулись, Демир и Крум разом нахмурились, а Стоян выпрямился и протяжно выдавил из себя:

— Притащила нелегкая… Кальмарку им в зад.

Он метнул колючий взгляд на Крума, мол, продолжим, когда люди уйдут. Низкорослый следопыт кивнул и отвернулся.

К костру шагали трое, у одного на поясе загорелась карбидная лампа. Ее яркий слепящий свет озарил пространство на много шагов вперед. Крум заслонился рукой, пытаясь разглядеть, кто к ним пожаловал. Одного он узнал по голосу: это был одноногий пацан, который приходил к следопытам три дня назад в сопровождении охранников из отряда Чембы и долго разговаривал ни о чем, расспрашивая про Крым и что мутанты знают о Московии.