Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

За все время пребывания в Вене (с 19 марта 1696 г. по 14 февраля 1697 г.) К. Н. Нефимонов провел более двух десятков встреч и «разговоров» с вельможами и дипломатами Австрии и Венеции, из них 11 официальных съездов с «ответными министрами» во главе с канцлером Чешского королевства графом Францем Ульрихом Кинским (Franz Ulrich Kinsky). Кроме того, посольство участвовало в двух официальных аудиенциях при цесарском дворе — на приеме (30 марта 1696 г.) и отпуске (6 февраля 1697 г.) и в одной «приватной» встрече с цесарем (7 октября 1696 г.).

Обо всех происходивших встречах, о разведанной информации, циркулировавших слухах и пр. Нефимонов еженедельно докладывал в Москву. Ответные послания, начиная с конца апреля 1696 г., он получал 1–3 раза в месяц. Основные проблемы, обсуждавшиеся на переговорах, заключались в определении срока действия союзного договора (варианты — от 3 до 7 лет или бессрочного до окончания войны) и установлении состава союза. Затрагивалось и множество иных тем. В дальнейшем при описании хода переговоров нами будет использоваться не хронологический, а проблемный подход.

Вопросы общего характера союзнических взаимоотношений удалось решить без особых разногласий на втором и третьем съездах (5 и 20 мая). Было определено, что каждый союзник организует боевые действия у собственных границ с общим врагом, а в мирных переговорах и договорах обязуется «вмещать» соратника. Вместо создания общих армий (возможных при другом способе взаимодействия) требовалось согласно совершать походы собственными войсками «как удобнее и где возможно будет». Наступательные операции полагалось проводить ранней весной «во едино время» с союзниками для рассредоточения «силы неприятелские». На четвертой конференции (15 июня) было озвучено принципиальное согласие цесаря на союз с царем, а на седьмой (4 сентября) — о равенстве действий обеих сторон при наступлении и оказании помощи[1367].

Некоторую дискуссию вызвало установление инициатора проведения переговоров, который должен был первым предъявить условия союзного соглашения[1368]. Австрийцы предлагали обнародовать свои условия московской стороне, так как ее представитель приехал в Вену. Нефимонов же припоминал прежнее «немалое прошение» о союзе, которое озвучивали «нарочные послы» Леопольда I, ранее посещавшие Москву, и его же «думные» на встречах с послом Б. П. Шереметевым в 1687 г.[1369]

Достаточно длительная полемика возникла вокруг вопроса о полномочиях российского представителя и соответствующей грамоте. На втором разговоре 5 мая 1696 г. австрийцы попросили предъявить полномочную грамоту с «отворчатой» печатью «о договоре и письмянном укреплении», поскольку союз был предложен царем. По мнению же К. Нефимонова, «полномочной особой… грамоты, сверх верющей, иной быть не для чего», так как возможность подписания соглашения (дана «вера») возложена на него, посланника, что указано в имеющемся документе[1370]. Однако российский дипломат все же послал в Москву соответствующий запрос. 19 июля Посольский приказ направил в Вену почту, где была вторая «верющая» грамота (и вновь без требуемой печати). Дело заключалось не в «непонятливости» главы дипломатического ведомства Е. И. Украинцева — указания шли с самого верха, лично от царя. Так, 4 июля из-под Азова Петр I отдал распоряжение о посылке «к цесарю о Кузме Нефимонове другой верющей грамоты» и опять «не за отворчатою печатью». В сопроводительном письме указывалась необходимость разъяснить австрийцам по их запросу о полномочной грамоте, что всем действиям посланника по новой грамоте следует в «делех… верити и постановити; а что он с ними постановит, и то от царского величества будет додержано крепко». Последнюю попытку добиться соответствующего документа представители императора предприняли 28 октября, сославшись на обычаи «всех народов» и пример венецианского посла, передавшего им свою полномочную грамоту об участии в заключении нового союза с требуемой печатью. Однако после стандартного ответа Нефимонова о «совершении» дела по «верющей» грамоте цесарские представители смирились с неизбежным и объявили, что император даже без нужной бумаги «тому верит, и договор с ним обще совершать указал»[1371]. Представляется, что данную ситуацию можно объяснить разными причинами, одной из которых, возможно, являлся низкий ранг дипломата. Видимо, полномочную грамоту в соответствии со своим статусом могли использовать только полномочные послы или в крайнем случае чрезвычайные посланники.

Наибольшую же сложность на переговорах вызвало установление длительности действия союза. Остановимся на этом вопросе подробнее. Согласно тайному наказу и указной грамоте от 25 января 1696 г., Нефимонов должен был соглашаться на любой срок от 3 до 7 лет, настаивая на минимальном варианте (3 года). Начиная с первой беседы с «цесарскими» министрами 3 апреля 1696 г., дьяк постоянно запрашивал позицию Вены о сроках и условиях соглашения, стараясь транслировать оппонентам инициативу проведения переговоров: вступит ли цесарь «во времянной союз на турка и на татар, и на много ль лет, и на каких статьях»[1372]? Однако переговорный процесс пошел по незапланированной траектории: на второй и третьей встречах австрийцы сумели дистанцироваться от обнародования конкретных сроков, призвав посланника озвучить российский вариант. По их мнению, сторона, которая направила дипломатическую миссию, первой должна была предъявить свои условия[1373].

Российский дипломат был вынужден первым (5 мая) озвучить свой вариант длительности союза — 2–3 года. Австрийские представители сразу же, не излагая своей официальной позиции, назвали срок слишком малым. При этом делегаты уточнили, что это неофициальная точка зрения и без распоряжения Леопольда I они предметно обсуждать ситуацию «не смеют». Нефимонов в свою очередь указал на легкость продления соглашения в случае необходимости через дипломатическую пересылку[1374].

На четырех следующих встречах (15 и 30 июня, 25 июля, 4 сентября) австрийцы отказывались озвучивать собственные условия об «урочных годах» до получения мнения союзников по Священной лиге — Венеции и Польши, которых они информировали об идущих переговорах после третьего съезда[1375].

На седьмом съезде (4 сентября) Нефимонов пошел навстречу австрийцам, недовольным малым сроком предложенного союза, и объявил о согласии Петра I на заключение 7-летнего соглашения[1376]. Дело в том, что с почтой 28 августа, отправленной из Москвы 22 июля, он получил грамоту, где было написано: «…а самому б тебе, будучи в ответе, цесарским думным людем времянной союз объявить по последней мере на семь лет»[1377]. Очевидно, что это было ответом Посольского приказа на информацию дьяка о недовольстве австрийцев коротким сроком договора. Нефимонов же посчитал это распоряжением выставить именно семилетний срок — не больше и не меньше. Заблуждение посланника не совсем понятно, так как такая же фраза использовалась в указной грамоте от 25 января 1696 г. (см. выше), которую он в свое время трактовал без каких-либо ошибок.

Первая официальная позиция австрийской стороны, поддержанная присутствовавшим на встрече венецианским послом Карло Рудзини