Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков

В феврале 1956 года Серов доложил ЦК КПСС, что с марта 1954 года из органов государственной безопасности было уволено шестнадцать тысяч сотрудников, «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников». Спустя год эта цифра увеличивалась еще на две тысячи человек. Сорок бывших ответственных работников лишены генеральских званий. Всего же только из центрального аппарата уволено свыше двух тысяч человек, из них сорок восемь с должностей начальников отделов и выше. Не приходится сомневаться, что определенная часть уволенных того заслуживала, возможно, даже более серьезного наказания, вплоть до отдачи под суд. Однако вызывает сомнение и то, что все эти восемнадцать тысяч враз изобличенных действительно не внушали политического доверия и злостно нарушали социалистическую законность.

Кто же заменил уволенных генералов и полковников? Ну, эта проблема всегда решалась проще простого. На их места ЦК партии направил более шестидесяти человек с руководящей партийной и советской работы. С такой же легкостью ЦК был способен в одночасье поменять руководящий состав любого министерства и ведомства. (Был же случай, когда секретарь горкома партии был назначен вначале заместителем министра тракторной промышленности, а позднее — послом в одну небольшую европейскую страну.) И никого это не удивляло и не озадачивало.

Правда, теперь уже изгнанных из КГБ не расстреливали, ограничивались разжалованием, следовательно, лишением генеральских или полковничьих пенсий, исключением из партии. Только и всего…

Какие-то нарушения так называемой и весьма своеобразно толкуемой законности (обычно по прямому указанию высшего толкователя этой самой законности в лице ЦК КПСС) можно было при желании найти у любого тогдашнего сотрудника МГБ-КГБ. Повезло или не повезло (это с какой точки смотреть) многолетнему руководителю контрразведки и разведки генерал-лейтенанту Петру Федотову. Он не был арестован, как многие его коллеги. Поначалу Федотова в 1956 году просто освободили от должности начальника Второго главного управления и назначили заместителем начальника редакционно-издательского отдела Высшей школы КГБ (с обязанностями на этой должности вполне бы справился майор). Лишь через три года о Федотове вспомнили, чтобы (уже при председателе КГБ А. Шелепине) уволить из органов госбезопасности и лишить генеральского звания.

Рассекреченный тогда же секретный доклад Хрущева имел нежданные и весьма серьезные последствия на международной арене. Многие идейные коммунисты в различных странах, в том числе с давним стажем и большими заслугами в рабочем и революционном движении, пережив глубокое разочарование и в личности Сталина, которого ранее искренне боготворили, и в Советском Союзе, в котором видели пример и мечту всего прогрессивного человечества, стали выходить из партии.

Серьезные потери понесла и внешняя разведка КГБ. После доклада Хрущева и ряда публикаций в советской прессе начался исход, если и не массовый (это слово к разведке просто неприменимо), то достаточно чувствительный, агентов-иностранцев в странах так называемой западной демократии. А между тем сила советской внешней разведки (также и военной) всегда основывалась на том, что подавляющее большинство ее агентов за рубежом сотрудничали ОГПУ-НКВД-КГБ (а также с ГРУ) исключительно из идейных соображений. Денежное вознаграждение не играло для них сколь-либо существенной роли.

Для этих людей — их и агентами-то называть грех, они были настоящими помощниками кадровых советских разведчиков — разочарование в Сталине, Советском Союзе, коммунистических идеалах было настоящей катастрофой. Получалось, что вся их жизнь, деятельность, связанная с немалым риском, вроде бы были потрачены служению ложным богам. И они уходили. Хорошо, если молча, проглотив обиду, погружались в частную жизнь. Но случалось и худшее: невыносимая обида, попранная гордость и достоинство толкали вчерашних преданных помощников в объятия спецслужб своих стран.

Залатать эти дыры в агентурных сетях было непросто, и удавалось это сделать без серьезных потерь далеко не всегда. И уж во всяком случае, на это требовалось время.

Внимательное изучение доклада Хрущева невольно натолкнуло Короткова на горькую, но вполне логичную догадку. Он хорошо помнил, что все изобличенные в системе внешней разведки «враги народа» (как и руководители ведомства в целом) были осуждены за измену Родине и шпионаж в пользу империалистических держав. Но какую шпионскую информацию мог поставлять своим закордонным хозяевам (скажем, немцам или американцам) сотрудник ИНО или Разведупра? В первую очередь, разумеется, о советских агентах, действующих в этих странах. Однако Короткову было доподлинно известно, что ни один советский разведчик в этих странах, равно как и во всех остальных, не был изобличен и арестован по наводке из Москвы! Те же Леман, Куммеров, Харнак работали в Германии на советскую разведку многие годы и погибли уже во время войны вовсе не по вине расстрелянных в 1937–1938 годах в Москве своих тогдашних руководителей! Это были грустные догадки и озарения…

Между тем начальник ПГУ генерал-майор Александр Панюшкин был возвращен на ответственную работу в ЦК КПСС. Многие на Лубянке полагали, что его преемником станет Коротков, уже побывавший в положении «и. о.» и досконально эти обязанности знающий. Этой уверенности сослуживцев способствовало то обстоятельство, что ни для кого в разведке, да и в КГБ в целом, не были секретом дружеские отношения между Серовым и Коротковым. Внешне они были очень разными: Коротков при своей фамилии за метр восемьдесят, и низкорослый, но физически крепко сбитый, очень подвижный Серов. Правда, по возрасту генерал был на четыре года старше полковника, однако по чекистскому стажу — на десять лет уступал (он пришел в органы госбезопасности лишь в 1939 году из РККА на должность заместителя начальника главного управления милиции). Но факт остается фактом: они дружили. Им довелось вместе работать и во время войны и, особенно тесно, после войны в Германии.

Впрочем, причины, по которым дружеские узы объединяют порой очень разных людей, неисповедимы. Внешне легко прослеживалось некое общее увлечение: и Коротков, и Серов были заядлыми теннисистами и часто, вернее, при каждой возможности играли друг с другом и на кортах в Карсхорсте, и в Москве на «Динамо». Случалось им одновременно жить в одном санаторном домике в Крыму, и Серов, заядлый рыболов, тщетно пытался привить страсть к рыбалке и Короткову, которого в неофициальной обстановке называл по простому «Михалыч». Однако они никогда не были на «ты», и Александр Михайлович никогда не пользовался расположением председателя, чтобы решить какие-то проблемы личного плана. Вот служебные вопросы — совсем иное дело. Тут он не стеснялся. Касался ли вопрос управления «С» или ПГУ в целом (когда он был «и. о.») шел, минуя все промежуточные инстанции, прямиком к Серову и, как правило, добивался нужного решения. Но такое вряд ли можно называть злоупотреблением с его стороны. Просто председатель доверял начальнику управления «С» или «и. о.» ПГУ как высокопрофессиональному и компетентному специалисту.

Потому сотрудники ПГУ испытали некое недоумение, когда узнали, что начальником разведки утвержден вовсе не Коротков, а его полный тезка, Александр Михайлович Сахаровский, достаточно опытный контрразведчик, но зарубежными делами никогда ранее не занимавшийся[171].